— Думаю, Николай Васильевич Гоголь за Россию. За единую русскую землю. Он ведь воспринимал и великороссов, и малороссов как единый народ. Так в девятнадцатом веке считало большинство. Тогда в голову никому не приходило рассматривать говор юга России как самостоятельный язык. Его называли южнорусским наречием, что-то вроде поморского диалекта. И писал Гоголь, если помните, по-русски. Впрочем, Шевченко прозу и дневники тоже писал на русском. К тому же, например, калужанин вполне понимал полтавского жителя. А вот земли Западной Руси входили тогда в Австрию и в Польшу, где велось упорное конструирование нового украинского этноса, перекодирование народного самосознания. В ход шло все: и униатство, и искусственное изменение языка, создание эдакого «мовояза». Австрийский генштаб очень старался.
— А зачем они это делали?
— А зачем из единокровных хорватов и сербов сделали лютых врагов? Разделяй и властвуй.
ЦРУ и НАТО нашу общую культуру не разрушат
— Почему-то сразу вспоминается «воспитательная лекция» в детском саду по поводу русских и украинских имен широко ныне известной своей ярой русофобией одиозного депутата Верховной Рады от партии «Свобода» Ирины Фарион. Помнится, она учила ребятишек заменять русские имена на украинские.
— Кстати, едва ли не больше австрийцев и поляков над украинизацией юга России поработала Советская власть. Тогда это называлось «коренизацией» Дошло до того, что донецкие шахтеры пожаловались Сталину: мол, не осталось практически ни одной русской газеты, и нам, русским шахтерам, живущим в Донбассе, нечего почитать на родном языке!
— То была поддержка национального самосознания народов, населяющих российскую империю. Что в этом плохого?
— Скорее то было стремление интернационалистов ослабить русских как народ имперский, державный. Страну-то собирались метнуть в пожар мировой революции, где сгорели бы все. Потом, конечно, к середине тридцатых одумались, поняв: такая политика ведет к разрушению страны. Но за эти годы украинизация Малороссии очень сильно продвинулась. Третья волна началась в тысяча девятьсот девяносто первом году. При поддержке взявших Кремль либералов. Я отлично помню, что говорили деятели из окружения Ельцина. У них была установка: чем агрессивнее будут националистические режимы в странах, возникших на развалинах СССР, тем больше гарантий, что мощное евразийское государство не возродится. Начиная с Кравчука, практически все президенты Украинской республики были националистами — твердокаменными или пушистыми. Не важно. Достойно изумления другое: при столь массированной атаке на русских остались миллионы людей, ощущающих себя русскими, хранящих свой язык и культуру! Независимо от крови, между прочим.
— Это личное наблюдение, почерпнутое от общения с людьми?
— Да. Кстати сказать, я заслуженный работник культуры Автономной республики Крым. Стал им в две тысячи девятом году за активное участие в Ялтинском телекинофестивале «Вместе», о котором «Литературная газета» много пишет. На Украине шли спектакли по моим пьесам. Помню, когда в Харькове была премьера «Халам-бунду», меня пригласили на телевидение. В прямом эфире ведущие спрашивали меня по-украински, потом сами же переводили вопросы на русский, а мои пространные ответы не переводили. Я поинтересовался после эфира: что за цирк? Ответили: «Ну, мы же на Украине, украинский язык — государственный». «А почему тогда ответы не переводите?» «Зачем? Родной-то у нас — русский!» Кафкианская ситуация. Но понятно, зачем это делается: право на свою государственность надо мотивировать.
— А что, мотивация не может существовать без крена в национализм?
— Коммунисты считали, что может. Кстати говоря, точно так же считали и в Российской империи, определяя этническую принадлежность человека не по крови, а по вероисповеданию. Есть взаимоисключающие теории этноса, но есть и историческая практика. Объединили фламандцев с французами в одно государство под названием Бельгия. Ну и что, фламандцы и французы превратились в условных бельгийцев? Нет, остались собой, хотя живут в одной стране. Пока. А чехи и словаки уже разошлись.
— Но на Украине националистическая мотивация, как показывают события, дает противоположный эффект, фактически раскалывая страну.
— Тут имеет место скорее межцивилизационный конфликт. Лев Гумилев, один из основоположников науки об этногенезе, считал белорусов, украинцев и великороссов единым народом, называя восточнославянским суперэтносом. Интересно, что казанских татар он тоже включал в этот восточнославянский суперэтнос. Спорно, а тем не менее. Однако западных украинцев он относил к западноевропейскому суперэтносу. На территории во многом искусственно образованной нынешней Украины сошлись именно две цивилизации, у которых совершенно разные ценностные ориентиры, менталитет, разная история, разные герои. Чтобы срослось, нужны десятилетия, терпение и терпимость. А нынешняя львовско-киевская элита капризна, как диатезный ребенок, который никак не может собрать игрушечную железную дорогу, подаренную добрым дядей.
— А вот сейчас борьба двух культур или двух цивилизаций, как вы говорите, это тоже происки проклятого ЦРУ?
— Знаете, один академик-паразитолог каждую лекцию начинал со слов: «Хотим мы того или не хотим, а черви в нас есть!» То же самое можно сказать о ЦРУ. НАТО под Белгородом — золотой сон американских ястребов.
— А война двух культур — это надолго?
— Думаю, нет. Наши культуры так тесно связаны, переплетены, что не разорвать. К тому же, извините за прямоту, молодая украинская культура против зрелой русской — то же самое, что я, недужный, на ринге против Кличко.
…И о патриотизме
— Юрий, вот все говорят, что присоединение Крыма к России и стало таким актом окончательной реабилитации патриотизма в нашей стране…
— Да, патриотом в России теперь быть можно. (Смеется.) Это в девяностые годы «либеральная жандармерия» могла устроить писателю темную за его «вредные» патриотические взгляды. Кстати, в девяносто четвертом году я опубликовал в «Комсомольской правде» статью «Россия накануне патриотического бума». Мне звонили и говорили: «Ты спятил?»
— То есть, публицист Юрий Поляков сейчас без работы, да?
— Почему? Теперь надо следить, чтобы патриотизм не приватизировали те, кто разбогател на разворовывании страны под общечеловеческими лозунгами. Они постараются патриотизм оглупить и обезобразить, чтобы потом снова объявить «последним прибежищем негодяев». Надеюсь, этого не случится, и патриотизм окончательно станет нашей национальной идеей.
— Теперь понятно, почему Путин снова вернулся в Кремль, да? Чтобы все-таки вот эту задачу по реабилитации патриотизма выполнить?
— Ну, я не знаю, я не настолько посвящен в механизмы власти…
— Вы часто же бываете в Кремле…
— Бываю. И знаете, заметил, что начиная с две тысячи первого года, звезды на башнях Кремля становятся все ярче, а у орлов — растут крылья…
