— В вашей газете есть рубрика «Библиотекарь». Чем была вызвана необходимость ее создания, и можно ли присылать вам материалы о работе сельских библиотек. Интересны ли они вашим читателям?
— Конечно, можно и нужно присылать материалы. Они всем интересны. Необходимость этой полосы была связана с тем, что работники библиотек ныне, по моему мнению — это подвижники русской культуры, передний край сопротивления тому вреду, что зачастую под видом культуры внедряют в наше сознание, вводят в жизнь, навязывают молодому поколению. Это бескорыстные люди, работающие за копейки, которых порой и не видят. Но, несмотря на это, они наряду с учителями продолжают сеять разумное, доброе, вечное. И хотелось привлечь внимание общества, власть предержащих к этим людям, к их делу, их проблемам. Проект вызвал живой интерес, поэтому можно присылать материалы, они будут очень кстати.
— Как вы относитесь к новому закону о местном самоуправлении (№ 131), по которому финансирование библиотек переложено на местные бюджеты, в которых денег на культуру нет всегда.
— Мне кажется, то, что делается в отношении культуры, особенно в деревнях, в провинции, крайне непродуманно, начиная с того, что люди, которые писали закон о местном самоуправлении, это люди малокультурные. Только в голове малокультурного человека могла возникнуть идея называть наши деревни, малые города, села — поселениями. В новом законе населенный пункт называется поселением! Кто вставил это слово в новый закон, тот или издевался над нами, или это человек, не владеющий русским языком. Потому что в русском языке слово «поселение» имеет вполне определенное семантическое наполнение, и у любого человека, владеющего русским языком, от этого слова негативное ощущение. Потому что это или военное поселение, или поселение людей расконвоированных. И это наводит на мысль, что или этим вопросом занимаются люди абсолютно непрофессиональные, или глумливцы.
— Что бы вы пожелали сельчанам, работникам сельских библиотек, читателям?
— Работникам пожелал бы мужества, поскольку отстаивать родную культуру в период системного кризиса государства — это подвижничество, которое можно сравнить с отстаиванием христианских ценностей в языческом Риме. Стойкости и мужества им в этом. Читателям желаю, чтобы фонды библиотек снова стали отражать ту книжную реальность, что существует, и у них бы появился выбор в чтении. По моим наблюдениям, фонды абсолютно не соответствуют реальности и литературному процессу. Недавно я был в областной библиотеке центральной российской губернии и по своему естественному писательскому любопытству заглянул в каталог. Там с огорчением обнаружил, что последняя моя книга поступила туда в девяносто третьем году, впрочем, как и моих товарищей по перу Юрия Бондарева, Василия Белова, Сергея Есина, Юрия Козлова, Леонида Бородина, Александра Сегеня, Павла Крусанова, Михаила Веллера. И с тех пор не поступило ни одной нашей книги. А ведь наши книги издавались, переиздавались. У меня, к примеру, выходили уже и собрания сочинений, новые романы. Зато смотрел книги наших детективщиц. Поступили их книги, вышедшие буквально месяц назад. Но это, в большинстве своем, книжки, которые обычно после одноразового пролистывания попросту выбрасывают. Зачем наполнять фонды книгами одноразового пользования? Эти книги не перечитывают.
Государству нашему в связи с этим я бы пожелал помнить, что самоокупаемость культуры — это такая же нелепость, как самоокучиваемость картошки. По большому счету о цивилизационных успехах того или иного государства, о его политической деятельности судят по культуре, а к области культуры относится и библиотечное дело. Сколько было в Афинах винокурен и сыроварен, давно никто не помнит. А то, что был Парфенон и греческая скульптура и литература, об этом все знают.
Беседовала Екатерина ГЛУШИК
журнал «Молоко», октябрь 2007 г.
«Букеровская премия нанесла ущерба литературе не меньше, чем КГБ»
— Юрий Михайлович, знаю, что отношение к этой премии у вас неоднозначное.
— Далеко неоднозначное. Я даже сатирически изобразил ее под видом Бейкеровской премии в романе «Козленок в молоке». Считаю, эта премия, в общем-то, к реальной литературе, за редчайшим исключением, отношения не имеет: люди получают премии не за качество художественного текста, не за какое-то художественное открытие, не за умение достучатся до читателя, а за верность определенной тусовке, в основном — экспериментально-либерального направления. Практически все книги, которые были отмечены премией, начиная с первой — «Линии судьбы, или Сундучок Милошевича» Марка Харитонова, присужденной в тысяча девятьсот девяносто втором году, не имели никакой серьезной читательской судьбы. Да, их издали разок, они получили премию и тут же были напрочь забыты. Их больше не переиздают, не читают. А ведь уровень произведения подтверждается прежде всего востребованностью. Букеровские же избранники — абсолютно невостребованы.
— То есть помочь сориентироваться в мире литературы Букер, на ваш взгляд, не помогает?
— Более того, мешает. Когда много лет с большой помпой, с мощной PR-поддержкой СМИ премия вручается авторам, чьи книги не интересны ни читателям, ни издателям, то это дезориентирует прежде всего молодое поколение писателей. Они начинают опираться в своем творчестве на такой вот «букеровский стандарт», который интересен только узкому кругу приятелей и друзей, входящих в состав жюри. И это очень грустно.
— По-вашему, влияние Букера на литературный процесс просто негативно?
— Скорее отрицательно! Я об этом когда-то написал: свободомыслию в России букеровская премия нанесла ущерба не меньше, чем Пятое управление КГБ СССР. Поясню. Дело в том, что условием попадания в орбиту Букера, как правило, становится либо полная аполитичность автора, то есть демонстративное равнодушие к исторической судьбе своей страны, либо откровенный прозападный либерализм. Писатель, заподозренный в государственно-патриотических взглядах, вычеркивается из списка номинантов еще на дальних подступах.
Кстати, если мы возьмем западную литературу, то увидим, что там практически все крупные писатели — это люди, прежде всего, настроенные патриотически по отношению к своей стране. Так что Русский Букер не только не помощник отечественной литературе, а, скорее, такой многолетний, идейный и хорошо подготовленный вредитель, яркий пример манипуляции общественным сознанием, направленной на то, чтобы переориентировать молодое поколение писателей с социально значимых тем, социально значимых идей, на узко экспериментальные «герметические» темы. А ведь и «обкатка», и общественный анализ каких-то новых идей, новых моделей у нас традиционно проходили в литературе — в прозе, в поэзии, начиная со «Слова о полку Игореве». В то время как в Германии, скажем, это происходило в философии, во Франции — в газетном фельетоне, в театре. И букеровский проект направлен именно на слом нашей традиции, которая так для нас важна.
— А кто из современных писателей вам нравится?
— Мне многие нравятся. Скажем, Пелевин. Он единственный из постмодернистов, к творчеству которого я отношусь с интересом. Он действительно человек талантливый, в отличие от Сорокина, просто интеллектуального литературного хулигана. Павел Крусанов — замечательный, я считаю, писатель, тоже представитель постмодернистского направления. Валерий Попов, один из лучших бытовых реалистов. Тимур Зульфикаров — сложнейший писатель, соединяющий в себе славянскую и тюркскую стихии. Владимир Личутин, автор уникального произведения «Раскол». И этот список можно продолжать сколь угодно. Никто из них премии этой не получал. А те же, кто получал премию, их даже никто толком не помнит. Вот вы помните лауреатов Букера?
