— А какой период в прошлом России более всего похож на нынешние времена?
— Период выхода из смуты. И еще наше время напоминает конец двадцатых годов, когда началось восстановление государственности. И началось оно, между прочим, с возвращения из ссылки и лагерей русских историков, с выпуска «Литературной газеты». Представляете, издается «Прожектор», «Красная гильотина», «Знамя», «Октябрь», «Новый мир», и вдруг на этом фоне появляется «Литературная газета». Все знали, что ее основали Пушкин и Дельвиг. Горький выступил с предложением издавать эту газету, отлично понимая, что пора перестать очернять, и выдвигать абсурдные лозунги типа требования сбросить Пушкина с парохода современности.
— Вы, кроме всего прочего, еще и руководитель. Назовите три управленческих принципа Юрия Полякова.
— Первый принцип — никогда не забывай о данном поручении, второй — не давай невыполнимых поручений, и третий принцип я бы сформулировал так: никогда не окружай себя исключительно единомышленниками. Лишь газета, на страницах которой представлен весь спектр общественной жизни, будет интересна людям. Если окружаешь себя только патриотами, это через год превращается в дикое занудство. Если ты либерал и окружаешь себя только либералами, то через год это превращается в либеральную помойку.
— Необходимо цветущее многообразие?
— Именно. Кстати, благодаря этой позиции, «Литературной газете» удалось за последние семь лет без дополнительных вложений и какой бы то ни было помощи извне увеличить свой тираж в четыре с половиной раза. Мы наращиваем тираж только потому, что читатель видит у нас реальное отражение борьбы и брожение идей.
Беседовал Александр АГЕЕВ
«Экономические стратегии», № 4 2008 г.
«Писатели стали меньше пить…»
Мы встретились с писателем Поляковым в Дели, на книжной ярмарке. Он был тоньше и стройней, чем обычно.
— Что с тобой? Ты как-то похудел.
— Да! Сбросил семь кило за месяц. Гречневая каша и белое мясо, курица или индейка, зелень и печеные яблоки. Больше ничего.
— И не бухать?
— Естественно. Максимум сто грамм в день.
— Как же ты выдержал?
— Вот — выдержал! Все выдержал, кроме ста грамм…
С этим твердым, как скала, человеком мы поговорили о русской литературе и вообще о вечном, — а о чем же еще говорить с высокотиражным автором, модным драматургом, главным редактором «Литературной газеты»…
Санация бизнеса
— Ты уже семь лет командуешь «ЛГ». Это когда-то была совершенно особенная газета, а потом как-то сдулась…
— Успех «ЛГ» был со многими условиями. Одно из них — это мощная культурологическая легенда. Газету основал Пушкин. А в двадцатом веке возродил Горький, в двадцать девятом, как газету, которая должна была противостоять и рапповской, и лефовской агрессии! Это было центристское литературное издание, направленное на восстановление культурной традиции! Новая, советская «ЛГ» была задумана как орган, призванный объединить именно нормальных писателей — мы-то знаем, сколько в переломные эпохи бывает шизофреников. Их и в правительстве в такие времена много.
— А в литературе еще больше?
— Их в литературе всегда много, а в переломные эпохи так просто караул. И не случайно газета была названа именно так! А то ведь в те времена какие были названия? «Красная новь», «Прожектор», «Революционная гильотина», «Новый мир», «Октябрь», «Знамя». И вдруг такое — просто «Литературная газета». Уцелевшая интеллигенция тогда сказала: «Ну, слава богу, Пушкина вспомнили с Дельвигом!» Все было продумано… В начале тридцатых годов газета пыталась выполнять задуманную Горьким функцию, но потом это стало сложно, во второй половине тридцатых газета изменилась, — но тем не менее…
Легенда никуда не делась, а мы ее актуализировали. И вернули на логотип профиль Горького, которого в девяностые неадекватные товарищи убрали… Мы это сделали после того, как провели опрос среди читателей, и оказалось, что девяносто пять процентов — за возвращение Горького! Когда мы принимали решение об этом на собрании трудового коллектива, только два сотрудника высказались против. Оба, кстати, до сих пор в газете работают. Кроме легенды, в «ЛГ» всегда был сильный коллектив, который подбирали главные редактора, все, какие там были — Фадеев, Кочетов, Смирнов и самый из них мощный — Чаковский.
— Который, пользуясь дружбой с Брежневым, и здание в Костянском забрал себе, хотя много было желающих после Олимпиады, когда оттуда съехал олимпийский комитет.
— И это тоже говорит об отношении к газете.
— Серьезное здание!
— Да, это был доходный дом начала двадцатого века, меблированные комнаты — бордель, короче. Кстати, сам район в те годы в просторечии именовали «Драчевка». Большой дом, старый, требовавший серьезной реконструкции… А это нам не по карману.
— И вы оттуда съехали…
— Да! Редакция переехала в Хохловский переулок, это возле «Исторички». У нас теперь особнячок восемнадцатого века, четырехуровневый. Заходите!
— Я слышал, что, придя в редакцию, ты там провел целую революцию.
— Еще четыре года назад у нас были жуткие долги, но теперь мы вышли на самоокупаемость. Во-первых, мы увеличили тираж за это время в четыре раза. Все культурологические издания теряли тираж, а мы наращивали. Во-вторых, помогли подняться и коммерческие профильные приложения: «Лад», «Многоязыкая лира России», «Детское чтение», «Евразийская муза» (это страны СНГ), «Московский вестник», «Невский проспект» — питерское приложение, «Научная среда», «Литературный резерв» — это молодые писатели. А чистую рекламу мы почти не печатаем. Не наш формат.
Власть не права?
— Самая громкая акция «ЛГ» под твоим командованием — это, наверно, борьба за то, чтоб на разные книжные тусовки посылали не только либералов, и ваша победа.
— Да, газета четыре года била в бубен некоторым чиновникам (особенно звонко Сеславинскому и Григорьеву), чтоб на ярмарки посылали разных писателей. Мы писали про книжные ярмарки во Франкфурте, в Варшаве, Париже… Говорили — нельзя, чтоб нашу литературу за границей представляли исключительно Пригов, Сорокин, Ерофеев, Маканин, Битов, Кабаков и другие прогрессисты… (Сейчас, правда, у Кабакова изменились взгляды, он как-то и по писательской манере, и по взглядам к центру сползает, это естественно для умного талантливого человека.) Мы говорили о том, что почвенников тоже надо возить. Нам отвечали, что это не наше дело, собаки лаяли, а караван шел. Мы писали — нехорошо, когда на казенные деньги приезжают писатели либерально-модернистского пула и с трапа самолета начинают поносить Россию и ее руководство, обзывают свою страну полицейским государством и прочее в таком духе. Мы не против, чтоб они ругали — но тогда пусть едут за свой счет, а не за государственный. Мы предупреждали, что кончится это все скандалом! Так и вышло. На Парижской ярмарке некоторые деятели из официальной писательской делегации демонстративно отказались идти на прием к Путину и дали по этому поводу развязные интервью. И тогда наверху спохватились — вы что, обалдели, за наши деньги нас же и поливаете?
