— Я думаю, что история с мелким чиновником, которого приняли за ревизора и перед ним все ползали в губернском городе, — тоже, наверное, не в каждом населенном пункте случалась. Тем не менее Гоголь вынес этот казус на сцену, и он стал символом эпохи. Поэтому я просто прошу довериться моему писательскому чутью, оно меня, кстати, ни разу не обманывало ни в моих ранних вещах — «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Апофегей», ни в поздних. Я угадал очень многие процессы, которых многие не предвидели. И сейчас, в новой своей пьесе, я пытаюсь разобраться в том, что происходит с нами, с нашим обществом, с нашей нравственностью, с нашей семьей и так далее.
— А что происходит?
— Происходит кризис. Он у нас не только экономический, он у нас и общегосударственный, и нравственный.
— То есть у нас три кризиса?
— Больше!
— А сейчас что вами угадывается? Когда кризис кончится — хотя бы один, экономический? И что с долларом будет?
— Нет, я так мелко не летаю. Это, пожалуйста, к политологам, к финансистам…
Мои же выводы состоят в следующем: наше общество, очутившись на обломках советской цивилизации, пережило очень сложный, множественный перелом, который сросся сам по себе и в нечто чрезвычайно уродливое, противоречащее и здравому смыслу, и нашим национальным традициям, и государственным устоям. Потому что почти нигде нет такой жуткой коррупции, как у нас. Такого отношения к исполнению государственных обязанностей со стороны чиновников. Такого разрыва между бедными и богатыми.
— Вот вы однажды вывели свою формулу национальной идеи — «Три Д»: духовность, державность, достаток.
— Было дело.
— Но почему и в ваших «Одноклассниках», и вообще в нашем театре, кино, в литературе, если человек богатый, успешный — непременно гад и подлец? А вы говорите — достаток…
— Именно достаток, а не богатство. С богатством совсем другая история. Дело в том, что процесс первичного накопления капитала в девяностые годы был организован, боюсь, сознательно, таким образом, что за редким исключением разбогатеть, не нанеся тем или иным образом урона своей стране или своему ближнему, было невозможно. Вспомните все эти скупки ваучеров у не понимающих ничего людей. Эти тендеры, когда отдавали заводы «своим» людям… В моей пьесе героиня говорит: «Я не понимаю — вся страна две пятилетки завод наш строила, а они на двоих его купили».
И поэтому на нынешнем богатом классе, очень узеньком, лежит каинова печать. Все же помнят: его появление странно совпало с разорением страны и существовавшего при советской власти пусть небогатого, но среднего класса. Он был в СССР, средний класс. Те же учителя. А потом этих людей превратили почти в бомжей. После этого любить богатых? Я не могу. Наша демократическая власть девяностых годов сделала все, чтобы к таким естественным, антологическим свойствам людей, как зависть к ближнему, добавить еще и конкретные претензии. Почему вы стали богатыми, когда я потерял все: и любимую работу, и свое социальное положение, и даже иногда Родину, если речь идет о людях русской культуры, которых бросили на произвол судьбы в этих государствах, образовавшихся на границах.
Звонок в студию:
— Здравствуйте, это Алексей из Москвы. Юрий Михайлович, вот вы говорите про первоначальное накопление капитала… Я сам пытался быть предпринимателем. У нас налоговое законодательство такое, что работать «в белую», без привлечения преступного капитала, на начальной стадии практически нереально. Это было не только в начале девяностых, это и сейчас есть. Только ли во времени дело?
— Согласен. Я об этом не раз писал. У меня вышла книга «Россия в откате». Там собраны мои статьи за последние пять лет.
— А почему «в откате»?
— Потому что была у Солженицына публицистическая книга «Россия в обвале». У меня — и полемика с Солженицыным, и продолжение его мыслей… Та структура, то взаимоотношение народа с властью, которые сложились в начале девяностых, сохраняются и сейчас. Они иногда напоминают мне отношения охладевших друг к другу супругов. Спят в одной постели, но мечтают совершенно о разном.
— Раз мы начали говорить о налогах…
— Я о налогах не говорил. Я исправно плачу налоги. И немалые. А когда меня спрашивают, как реформировать нашу налоговую систему, откуда я знаю.
— Наш радиослушатель вас спрашивает: почему и сейчас практически невозможно начать свое дело без привлечения преступного капитала?
— Потому что, к сожалению, лихие девяностые мы захватили с собой в третье тысячелетие…
— Есть один старый философский анекдот… Идет американский гражданин, видит шикарный «Бентли» и думает: «Вот заработаю много денег и куплю такой же». Идет русский, видит шикарный «Бентли», достает шило и прокалывает шину…
— Этот анекдот будет работать до тех пор, пока резаная зеленая бумага, которая называется долларами, останется мировыми деньгами. Как только США начнут жить за счет своей экономики, там тоже начнут прокалывать шины…
— Может, просто еще советская пропаганда вдолбила нам, что богатство плохо само по себе? Не пора ли перевернуть сознание нашего простого человека, чтобы он думал не о том, как проколоть шину, а как заработать?
— Вы меня все время увлекаете не в мою сферу. Но я вам все-таки скажу… Ну вот, допустим, я — нормальный, законопослушный предприниматель средней руки. Поставил свое дело, вместе с женой, с детьми уродовался, работал с утра и до вечера. И вот я вздохнул. У меня появилась приличная машина… Бабах: дефолт девяносто восьмого! Я слег с инфарктом. Оклемался. И снова пошел зарабатывать. Опять десять лет вкалывал как папа Карло. Поднялся, расширил дело. И тут опять — бабах: кризис две тысячи восьмого!
Почему не дают сформироваться как классу тем людям, которые хотят честно заработать на «Бентли»? Почему на «Бентли» чаще всего ездят те, кто ворует или заработал деньги неправедным трудом? Ведь в третий раз бывший законопослушный предприниматель не будет уродоваться. Он возьмет шило и пойдет прокалывать шины! И виновата в этом будет власть, ведь мы отлично знаем, что тот же дефолт был абсолютно рукотворен. Мы знаем даже имена людей, которые в этом виноваты. И они продолжают оставаться во власти.
— И все же, может, нам стоит несколько подкорректировать наше отношение к достатку и к тем, кто им обладает?
— Пусть кто-то другой меняет у людей менталитет! Тот, кто знает хороших богатых… Путь о них и пишет. У меня есть один состоятельный приятель. Дважды я невольно оказывался с ним в деловых отношениях, и дважды он меня обманывал. А ведь мы не чужие! Я пишу то, что знаю.
— Выходит, слова «богатый» и «негодяй» — синонимы?
— Не в этом дело. Среди богатых масса замечательных людей. И приличных. И чадолюбивых. И у них бывает по пять, по шесть семей. И всех детей они любят. И все дети учатся в Англии… Но в литературе и искусстве есть понятие типического. И такие, как олигарх Чермет в «Одноклассниках», — вот они типичны. А если кто-то хочет спеть «новым русским» гимн — ради бога.
