— Это восстановление традиции совещаний молодых писателей, через которые прошел я, мое поколение. Поколения формируются на таких сходках, и их участники потом идут по жизни, зная друг друга. Важно не только читать друг друга, но и выпить с поэтом или пофлиртовать с поэтессой. По-моему, это совершенно правильно. Единственно, надо при подборе людей, которые ведут семинары, учитывать, что либерально-модернистский тренд — сегодня не самый влиятельный и популярный. Я не знаю, чему молодого поэта может научить Лев Рубинштейн…
— Там сейчас представлены и «Москва», «Наш современник».
— И это произошло не без нашей критики. «Литературная газета» в первые годы сильно критиковала Липки. Изменился подход.
— Я могу привести другой пример благотворной критики «Литературной газеты» из своей практики. Именно ваша газета возмутилась омерзительно-русофобской биографией Мазепы, вышедшей в серии «ЖЗЛ». После этого главный редактор «Молодой гвардии» Андрей Петров искал возможность возразить. Но, когда я взял у него интервью, оказалось, что ему в сущности нечего сказать в свою защиту. В итоге интервью не вышло. Скандал затих. Но мне кажется, что теперь Петров десять раз подумает, прежде чем выпустить в серии «ЖЗЛ» апологетическую биографию генерала Власова или Степана Бандеры.
— Публикации в «ЛГ» повлияли на некоторые государственные решения в области культуры. Именно после нашей критики изменился принцип формирования делегаций, в них стали включать писателей-традиционалистов. Это произошло после наших статей о Парижском книжном салоне две тысячи пятого года, скандал на котором наша газета предсказала за месяц. Если вы помните, там несколько членов российской делегации отказалось идти на встречу с Путиным. Ну не хочешь — не ходи. Но зачем заявлять об этом французским журналистам, кичиться этим? Ты, в конце концов, приехал на казенные деньги.
Это особенность нашей либеральной творческой интеллигенции. Она очень не любит государство, но очень любит получать от него дармовые поездки. Как с помидорами. Ты помидоры любишь? Есть люблю, а так нет. Государство любишь? Использовать да, а так не люблю.
— Недавно вы встречались с премьер-министром Владимиром Путиным. Насколько я знаю, вы заговорили о поддержке толстых журналов?
— Я подробно отписался, как было на самом деле. Я говорил о необходимости принятия закона о деятельности творческих союзов. Он необходим всем. О толстых журналах стал говорить Валентин Распутин. Я поддержал его идею. Путин спросил: а какая может быть форма? Я говорю: в России сто тысяч библиотек, даже если половина их подпишется на толстые журналы, это сразу же изменит ситуацию. Надо сказать, что Путин среагировал очень интересно. Он спросил: а вы уверены, что контент этих журналов будет соответствовать повышенному тиражу? И попал в самый нерв. Потому что издавать тот междусобойчик, который делают то же «Знамя», тот же «Новый мир», тот же «Октябрь», тиражом пять тысяч экземпляров — это нормально. Ребята развлекаются, приватизировали журналы, сделали своей собственностью, стригут купоны, печатают друзей и подружек. Но издавать этот междусобойчик тиражом 20–30 тысяч экземпляров? Да на хрен он нужен в каждой районной библиотеке!
Когда вышла первая часть «Гипсового трубача», один мой приятель, который пишет для журнала «Знамя» рецензии, спросил: можно ли написать про эту книгу. То, что ему ответили, даже меня поразило. Они могли сказать, что Поляков — это скверный писатель, или он нам не подходит по идейно-стилистическим взглядам, или просто мы не любим его за то, что он черт-те что, как они считают, сделал с «Литгазетой». На самом деле они ответили: такого писателя как Поляков для нашего журнала не существует. Как так? Для толстого литературного журнала должны существовать все!
И вот эти журналы, для одного из которых не существует Полякова, для другого — Распутина, для третьих — Битова и так далее, пойдут стотысячными тиражами! Какой в этом смысл?
— Но вопрос о поддержке толстых журналов решен положительно?
— Разумеется. Те сомнения, которые я высказываю сейчас, я не высказывал там. Во мне сработала цеховая солидарность. Как бы я ни относился к деятельности Барметовой, Василевского, Чупринина на постах главных редакторов, мне дороги интересы цеха. Потому что толстые журналы — это уникальное явление нашей культуры, они не должны погибнуть оттого, что в какое-то время их возглавили ненадлежащие люди. Им будет поддержка, но уверяю вас, это не решит все вопросы. Речь идет всего лишь об определенном количестве гарантированной подписки.
— Интересно, что эти издания живут за счет раскрученных в советское время брендов. Представьте, что завтра Чупринин переименует журнал «Знамя» — назовет его… ну хотя бы «Флаг» или «Стяг». Что произойдет? Через полгода журнал лишится последних подписчиков. Ведь не Чупринин раскрутил бренд «Знамя»…
— Конечно, он его закрутил. С помощью Натальи Ивановой.
— Мне кажется, сейчас идет спекуляция брендами, и многие издания сохраняют влияние только по инерции.
— Абсолютно верно, и Путин это сразу почувствовал, поставив вопрос о контенте. То, что сегодня представлено в толстых журналах, не нужно широкому читателю. Им придется отказываться от компанейско-кастовой организации, от абсолютно внеэстетического подхода к текстам. Им придется расширять эстетико-мировоззренческий диапазон, в том числе за счет работающей редколлегии.
Советский толстый журнал был серьезнейшим экспертным предприятием. Да, там была идеологическая ограниченность, заданность, но в этих рамках печаталась, как правило, добротная, пусть и средняя литература. Полного отстоя не было! А во флагманах, таких как «Новый мир», почти в каждом номере выходила хотя бы одна выдающаяся вещь, которая осталась. Сейчас этого нет.
Нелепо когда завод, который строился три пятилетки, достался какому-то проходимцу с мешком ваучеров. Но еще нелепей, когда журналы, на которые работало все литературное сообщество, тратило свои ресурсы государство и в которые закачивало творческую энергию не одно поколение писателей, стали собственностью людей малоизвестных и ничего собой не представляющих ни в литературе, ни в общественной мысли. Это странно и обидно. Я бы еще понял, если бы они, став акционерными обществами, расцвели. Но они стали акционерными обществами и увяли. Вот в чем проблема.
— А для «Литгазеты» разве существуют все писатели?
— Она к этому стремится. Когда в две тысячи первом году я пришел сюда, здесь был либеральный заповедник, куда писатели-почвенники близко не подпускались. Когда в 1993 году я написал статью «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция!», «Литгазета» меня перестала печатать. Но газета не должна обслуживать один лагерь. В результате тираж упал катастрофически. И акционеры пригласили меня, поскольку нужно было взять человека с другими взглядами.
Мне пришлось восстанавливать полифоничность. Но когда я стал подтягивать традиционалистов, почвенников, взбрыкнули либералы, дескать, мы не хотим быть с ними на одной полосе. Это было очень трудно — одних вернуть, а других не отпустить. Моя позиция: у нас никогда присутствие писателя не будет определяться его взглядами, но только его значением. Если есть такой писатель, значит, он будет на страницах газеты. Другое дело, в каком контексте. У газеты есть своя эстетическая и мировоззренческая позиция, и мы оставляем за собой право оценивать. Назовите любого автора, и я вам скажу, когда и в каком качестве он у нас присутствовал.
