Глава 5
Поднимая глаза от вышивания, Мэри сказала:
— Дорогая моя, если ты не против, завтра тебе необязательно сидеть целый день взаперти. Ведь ты выходишь из дому, только когда идешь в церковь.
— Погода не благоприятствует тому, чтобы стремиться на воздух, — заметила Сара. — Все время так ветрено и холодно.
— И тем не менее, — мягко настаивала Мэри, — тебе нужна смена обстановки, даже если это будет всего лишь поездка в Чичестер. Криспин отправится с тобой.
— Я могу взять Берту. Уверена, что Криспин слишком занят.
Мэри вздохнула:
— В самом деле, он слишком много времени проводит в библиотеке. Боюсь, он для тебя — неважная компания.
Сара положила ладонь на руку Мэри:
— Ты для меня самая подходящая компания. Мне кажется, ты достаточно оправилась, чтобы мне не нужно было перед тобой притворяться.
— Притворяться? Зачем бы тебе это понадобилось?
— В Лондоне… — Сара, нахмурившись, смотрела на свое шитье. — Ты ведь никогда не бывала в лондонском свете?
— Нет, и никогда не хотела. Я чувствую себя совершенно счастливой здесь, в Клэверинге.
— В таком случае я сомневаюсь, что ты поймешь. Предполагается, что девушка моего положения должна все время состязаться с другими в том, чтобы иметь самое элегантное платье, лучше всех уложенные волосы, самое большое число кавалеров. Когда-то я думала, что все это — из-за мужчин, которые борются за руку женщины. Но на самом деле… Знаешь, я ни секунды не знала покоя, пока Энтони не посватался за меня.
Мэри снисходительно улыбнулась ей:
— Но в конце концов ты его получила.
— О да, — непринужденно ответила Сара.
Ей так хотелось сказать правду, произнести: «Нет, не я получила его. Мой отец купил его для меня». Но она дала Криспину слово. И даже если бы она этого не сделала, она верила, что в любом случае сумела бы преодолеть искушение свалить все свои беды на слабые плечи Мэри.
Три дня она не отходила от Мэри, сидя либо в спальне у ее кровати, либо рядом с кушеткой в гостиной. Она читала книги девушке, пела ей, играла на клавикордах и развлекала ее лондонскими сплетнями. Стоило ей войти в комнату, как глаза Мэри начинали светиться и улыбка трогала ее бледные губы. И только когда Дебора и Эдвард приходили с визитом или Криспин желал посидеть с сестрой, Саре удавалось немного прогуляться по длинной галерее, окружавшей дом по всей длине и увешанной от пола до потолка фамильными портретами Данси.
Мэри отложила работу.
— Ну вот, темнеет, и я больше не могу ничего делать. Не поиграешь мне немного — до того, как придет время зажечь свечи?
— Охотно. Что бы ты хотела послушать?
— Ту маленькую песенку, которую ты напевала, когда мы возвращались с пляжа. Я не запомнила всех слов, но там было что-то о том, что настоящая любовь любое время года превращает в лето. — Она жестом указала на залитую дождем террасу и рассмеялась. — Я думаю, чтобы поверить этим словам, человек должен любить очень глубоко.
Сара уселась за клавикорды. Она без труда припомнила ноты и слова. И тем не менее, ее пальцы двигались по клавишам не слишком уверенно, а ее голос немного дрожал, пока она пела. Память унесла ее из этой маленькой, отделанной панелями комнаты, в которой в гаснущем свете сгущались тени, в освещенную канделябрами гостиную родного дома. Она так же, как сейчас, сидела за клавикордами, правда, инструмент был более современным. Энтони стоял рядом с ней, переворачивая листы нотной тетради, то и дело на мгновение задерживая свою руку у ее обнаженного плеча. Когда песня закончилась, он наклонился и прошептал ей на ухо: «Для нас всегда будет лето, моя маленькая Сара. И ты будешь моим солнцем, которое светит ярче, чем настоящее». В тот вечер он сделал ей предложение. Она думала, что ее жизнь и вправду превратится в вечное лето.
Сара прервалась на середине фразы и закрыла лицо руками. Встревоженный голос Мэри вернул ее к действительности:
— Сара, что случилось? Разве ты не можешь мне все рассказать?
Сара подняла голову:
— Прости меня. Я просто на минуту забыла слова.
— Дорогая моя, — мягко сказала Мэри, — я не случайно спросила тебя. Если ты хранишь молчание из-за меня…
Сара перебила ее неестественно резким голосом:
— Ты ошибаешься. О чем мне хранить молчание?
— Ты только что сказала, что тебе нет нужды притворяться передо мной. И тем не менее, я думаю, что именно это ты сейчас и делаешь. Если не хочешь говорить мне о том, что тебя тревожит, не надо. Но молю тебя, не думай, что я поверю, что у тебя все хорошо. Я чувствовала, что ты страдаешь, с той самой минуты, как ты приехала. Ты ведь нуждаешься в утешении, разве не так? И вместо того чтобы предложить тебе помощь, которая в моей власти, я опираюсь на твою силу, принимаю…
— Все так, как и должно быть, — быстро сказала Сара.
Она поднялась со стула у клавикордов и встала у окна, глядя на колышущиеся под ветром деревья. Вот он, настал миг искушения, о котором она думала и которое преодолевала. Ей нужно лишь опуститься на колени рядом с Мэри и все высказать, услышав в ответ слова понимания и сочувствия.
И тут раздался голос Криспина — так ясно, словно он в эту самую минуту прозвучал в комнате: «Даете ли вы мне слово? Я верю, что вы сдержите свое обещание».
Она распрямила плечи и крепко сжала руки:
— Поверь мне, нет ничего такого, о чем тебе хоть сколько-нибудь стоило бы тревожиться. У меня есть одна проблема, это правда. Эта проблема касается только меня, и о ней не стоит даже беспокоиться — во всяком случае, до тех пор, пока я не вернусь в Лондон. Теперь ты удовлетворена?
Она обернулась, принужденно улыбаясь и глядя на Мэри ясными глазами. В дверях стоял Криспин. Она не могла сказать, как долго он пробыл здесь. На лице его было написано безразличие. В руках он держал письмо.
— Я не слышала, как подъехал почтальон, — сказала Мэри. — Кому это письмо?
— Саре. Рука тетушки Фебы.
Пытаясь скрыть разочарование, Сара спросила:
— Только одно?
— Боюсь, что так. А вы ожидали другого?
— Я думала получить весточку от Энтони.
Криспин пожал плечами:
— Некоторые мужчины не мастера писать.
— Криспин, зажги свечи, чтобы Сара могла прочитать письмо, — попросила Мэри. — Может быть, там найдутся новости о лорде Бретертоне, которые ей не терпится узнать.
Но в письме не было ни слова об Энтони. Леди Торренс прислала две страницы банальностей — таких же, как те сплетни, которые она пересказывала за чаем. Сара нетерпеливо пробежала их глазами, пока не дошла до последней части.
