— Господь знает, как бы я хотел ответить «нет». Но каждое слово — правда.
Сара закрыла лицо руками:
— Как такое может быть? Как в человеке могут уживаться добро и зло?
— Ваш отец, без всяких сомнений, наделен природной добротой, но только не в отношении рабов. Многие люди, вовлеченные в работорговлю, исправно посещают церковь, они щедры, занимают высокое положение, помогают больницам, приютам, они, как и ваш отец, добры к своим домочадцам и слугам. Эти люди скажут вам, что негры не похожи на нас, что они — дикари, немногим лучше животных, скот, который нужно сгонять в стадо, торговать им и менять его.
— Но ведь это не так. Джозеф, которого вы спасли у меня на балу и который стал слугой Деборы; негр, с которым я прошлым вечером встретилась в лесу… Криспин, он все еще здесь?
— Да. Я сказал ему, чтобы он спрятался на сеновале. Эдвард перевязал ему раны, и нам удалось сбить с него оковы. Его история — одна из самых жестоких, какие я когда-либо слышал.
— Он рассказал, что его наказали, когда он пытался защитить девушку-служанку.
— И вы ему верите?
— Да. Я была целиком в его власти, Криспин. Он мог убить меня, сделать… сделать со мной что угодно, и никто никогда бы не узнал. И он не был уверен, что я не выдам его немедленно. И тем не менее, он говорил о добре и зле и призывал на меня благословение.
— Он вынужден был встать на защиту более слабого. Он был рожден в рабстве, в поместье табачного плантатора в Вирджинии, культурного и во всех отношениях просвещенного человека. Негр был слугой в доме, с ним частенько оставляли детей, ему доверяли деньги, и он всегда участвовал в семейных молитвах. Когда хозяин приехал в Англию, слуга прибыл вместе с ним. Но в Бристоле плантатор умер и его дела принял кузен, который и продал негра купцу в Чичестер. Купец, увидев силу негра, назначил его на самые тяжелые работы в конюшне и во дворе, а на ночь, словно собаку, сажал на цепь.
— О, как ужасно! — Сара схватила Криспина за руку. — Криспин, вы не должны допустить, чтобы его поймали.
— Я намереваюсь пригласить пастора и крестить негра, хотя он и был уже окрещен в Америке. Зная его нынешнего хозяина, я сомневаюсь, что этот аргумент хоть сколько-нибудь умерит его пыл.
— Что же вы предпримете? Ведь негр не может прятаться вечно.
Криспин нахмурился:
— Мы с Эдвардом что-нибудь придумаем. Кроме того, моим слугам можно всецело доверять. — Он стукнул согнутым пальцем по ладони. — Если бы только Грэнвилл Шарп смог выиграть это дело!
— Кто он такой?
— Человек, который борется за свободу раба по имени Джеймс Сомерсет. Это то дело, о котором я только что говорил Мэри. Если он выиграет процесс… — Криспин тяжело вздохнул. — Сара, как странно вот так, запросто говорить с вами. Люди вроде вашего отца сделают все, что в их силах, чтобы сохранить рабство не только в Западной Индии, но и в Англии.
Сара отвернулась от него, постукивая пальцами по ручке кресла.
— Криспин, вы говорили о моей матери так, словно хорошо ее знали. Знала ли она, что мой отец принимает участие в работорговле?
— Нет, — быстро ответил он. — Он не имел отношения к работорговле, пока она была жива.
— Но если бы имел, она бы знала, что делать в таком случае?
— Откуда я могу это знать?
Сара повернулась к нему с едва заметной улыбкой:
— Криспин, так всегда говорю я, чтобы избежать прямого ответа. Но вы уже ответили мне когда-то. В тот день, в саду у нашего дома, вы сказали — тогда я не придала этому значения — что, если бы она была жива, мой отец никогда бы не ввязался в вест-индскую торговлю. А моя мачеха знает об этом?
— О да. Это ведь не секрет, Сара.
— Похоже, для всех, кроме меня. Если бы я когда-либо проявила хоть малейший интерес к делам папА; если бы я хотя бы раз выразила желание узнать, что лежит за повседневной банальностью моей собственной жизни… — Она горько улыбнулась Криспину. — Я почти точь-в-точь повторяю ваши собственные слова, не так ли? А ведь я вас за них ненавидела.
— Вы все еще ненавидите меня?
Сара пристально посмотрела на него:
— Нет. Я уважаю вас, Криспин, я даже восхищаюсь вами. Было время, когда вы заставляли меня сердиться, но вы были так нежны с Мэри, что мне тоже захотелось иметь такого брата. И тем не менее вы — враг моего отца, и, каковы бы ни были мои симпатии, мне остается быть верной ему. Когда я вернусь… — и Сара в мольбе порывисто протянула ему руки, — Криспин, что же мне делать?
Криспин взял ее холодные пальцы в свои и прижал их к щеке. Его голос был полон доброты.
— Вы многое можете сделать, кузина. Вы можете обратиться к отцу, призывая на помощь те добрые стороны его натуры, которые вам хорошо известны. Думаю, то же самое сделала бы и ваша мать. Только для того, чтобы склонить его на нашу сторону.
И, зачарованная взглядом его горячих черных глаз, Сара ответила:
— Я попытаюсь.
В руке Криспина ее пальцы согрелись, и она слышала, как его сердце стучит под синим сукном куртки.
— Сара, я был так несправедлив к вам, — мягко сказал Криспин. — Я думал, вы знаете о том, откуда берется богатство вашего отца, и вас это просто не заботит. И поскольку вы избрали мужа, который почти лишен чувствительности, я полагал, что и вы тоже ее лишены.
— А теперь?
— Теперь я думаю, что у вас ее в избытке.
Он перевернул ее кисть ладонью кверху и легонько поцеловал ее, а потом подхватил шляпу и кнут и удалился. Сара стояла в дверях, глядя, как он скачет по дорожке. Потом посмотрела на руки, снова ощутив легкое прикосновение его губ к своим пальцам, все еще не зажившим после падения в лесу. Ей казалось, что он вызвал боль и одновременно облегчил ее. Она сжала ладони, словно держала в руках что-то очень ценное, и двинулась по коридору к кухне.
— Лорд Бретертон желает, чтобы ты немедленно возвращалась домой? — с насмешкой спросила Мэри. — В самом деле, не понимаю, как это он мог выдержать подобную разлуку и почему не поскакал за тобой следом, чтобы вернуть назад.
Складывая письмо, Сара ответила уклончиво:
— Энтони высказывает мне свою преданность, но он понимает и мое желание остаться здесь, поскольку ты нуждаешься во мне. — Она не была готова поделиться с Мэри другой частью письма, например таким его предложением: «Какие бы сплетни обо мне ни достигли твоих ушей, моя драгоценная маленькая Сара, умоляю тебя, не верь ничему».
В письме не было ни слова о том, что он скучает по ней или ждет не дождется ее возвращения. Почему так? — спрашивала себя Сара. Она так внезапно покинула его, сразу же после их помолвки, тем самым открыв дорогу для Марии Стернер. И если он воспользовался ее трусостью, ей оставалось винить в этом только себя.
