– Да? Когда? Что он сказал?
– Он просит прощения и надеется, что вы останетесь друзьями.
Я закрываю глаза.
– Может быть. Когда-нибудь.
– Он не любит Рокси, – продолжает Сэм. – Он живет с ней только потому, что у него старомодные представления о долге. Он считает, что обязан остаться с Рокси… – Она фыркает. – Мой брат – герой, а она просто шлюха. Что-то не верится, что она забеременела от Джея! Но он, разумеется, узнает последним. Он говорит, что должен принять ответственность на себя и что не намерен портить и твою жизнь заодно.
Поздновато, думаю я.
– Но так же нельзя! – восклицает Поппи, вскакивая, и курительные палочки разлетаются во все стороны. – Вы любите друг друга, ну и в чем проблема? У Рокси богатый отец, ей совсем не грозит жизнь бедной матери-одиночки. Джей может присылать чек раз в месяц, если на то пошло. Ура, все счастливы.
– Джей не был бы Джеем, если бы бросил ее, – отвечаю я.
– А Элли не была бы Элли, если бы уговорила его остаться, – парирует Сэм.
– Мужчины – сыновья Марса, женщины – дочери Венеры! – радостно декламирует Поппи. Она целый месяц не отрываясь изучала мифологию. В конце концов и Марс, и Венера отправились в мусорное ведро благодаря Сэм.
Я слабо улыбаюсь:
– Если мужчины с Марса, то и оставались бы там и избавили меня от неприятностей. Жизнь стала бы намного проще…
– Да, – соглашается Сэм, – но мы бы померли со скуки. А в интим-магазинах скоро закончились бы вибраторы. – Она берет суповую миску и несет на крошечную кухоньку. – Я просто в шоке, что Рокси взяла да и выкинула такой фокус. Я надеялась, что у вас с Джеем наконец все сложится. В конце концов, я так и не переспала с Марком Оуэном, но должны же хоть у кого-то исполниться мечты юности.
– Может быть, лучше, если мечта останется мечтой, – устало говорю я, потом смотрю на часы и охаю. Пора ехать обратно в больницу и везти маме свежие журналы. – Я побежала, девочки. Надо еще забрать папу.
От курительных палочек в магазине распространяется запах лаванды.
Сэм сует мне целую пригоршню.
– Отлично помогают расслабиться. Судя по твоему виду, лишними не будут.
Я бросаю палочки в потрепанный старый рюкзак.
– Спасибо. Правда, не уверена, что успею ими воспользоваться. В понедельник я еду к Шарлотте, чтобы познакомиться с каким-нибудь титулованным вырожденцем и наконец обрадовать маму.
– Думаешь, поможет? – недоверчиво спрашивает Сэм.
– Шарлотта полагает, что я по крайней мере развеюсь.
– Возвращайся поскорее, ладно? – Сэм целует меня в щеку. – Без тебя тут всё не так. И на сей раз обещаю не сдавать твою комнату.
Шагая по главной улице Тэпли, я гадаю, как бы объяснить Сэм, что жизнь уже никогда не станет прежней. Шарлотта груба, но права: пора меняться.
Сев в машину, я тянусь на заднее сиденье и беру рыбацкий свитер Джея. Как ребенок зарывается в одеяло, так и я зарываюсь лицом в колючую шерсть и втягиваю едко-сладкий запах. Потом кладу свитер рядом и смаргиваю слезы.
Пора двигаться дальше. Иного выхода нет.
Беда не приходит одна
– Элли, это ты? – кричит папа, как только я вставляю ключ в замок. – Зайди в кабинет на минутку, ладно?
Я бросаю ключи на полированный столик у лестницы, едва не разбив старинную вазу с розами, и по привычке присаживаюсь на нижнюю ступеньку, чтобы разуться. Пускай мама в больнице, но я не в силах нарушить правила, которые она вдалбливала в меня в течение двадцати с лишним лет.
Прошлепав по выложенному клетчатой плиткой полу, я открываю дверь кабинета ногой в носке. Духота стоит страшная. Пускай на дворе лишь сентябрь, но папа жарко топит камин, и в кабинете запах яблоневых дров смешивается с едким ароматом трубочного табака.
– Как дела, па? – Я целую его в темя. Волосы у отца редеют, виднеется детски розовая кожа. Сидя в любимом кресле, которое мама давным-давно выдворила из гостиной, он выглядит усталым и как будто уменьшившимся. – Ты обедал?
– Нормально… – Он нетерпеливо машет рукой. – Не важно. У нас беда.
У меня пересыхает во рту.
– Мама?…
– Нет, детка, не пугайся, не мама. Шарлотта. Барни только позвонил, он в ужасе. Лотти, насколько я понял, отправилась кататься и упала. Она сейчас в Бейсингстоке, со сломанной ногой и какими-то внутренними повреждениями. Барни говорит, у нее адские боли.
– Бедная Лотти! – Я пытаюсь говорить сочувственно, хотя и думаю втайне, что психи, которые носятся по полям на бешеных лошадях, заслуживают неприятностей.
– Ты же знаешь Барни, – продолжает папа, рассеянно разглаживая указательным пальцем складки на газете. – Он без жены с ума сойдет.
Я знаю характер Барни. Он, мягко выражаясь, темпераментен. Шарлотта удерживает его стальной рукой и оправдывает мужнины эскапады тем, что он художник. Ага. Артист весьма оригинального жанра.
– Мама будет волноваться, – говорит отец. – Прямо сейчас ей точно не нужны такие новости. Ты же ее знаешь. Она будет рваться в Хэмпшир к Шарлотте, хотя должна отдыхать и набираться сил перед химиотерапией.
– Почему у меня такое ощущение, что ты не решаешься сказать что-то очень неприятное? – спрашиваю я.
Папа вздыхает:
– Ты же знаешь маму, детка. Нельзя, чтоб она нервничала. Она потребует, чтобы кто-нибудь поехал туда и занялся близнецами.
Я согласна. Пускай Шарлотта наймет Суперняню. Или сдаст их на неделю в колонию для несовершеннолетних. Там с этими очаровательными малютками будут обращаться именно так, как они заслуживают.
– А Барни?
Он, конечно, дурак набитый, но, полагаю, в присутствии отца даже Тристан и Изольда не в состоянии разрушить дом до основания.
– Шарлотта сказала, завтра он уезжает. Он пишет портрет какого-то футболиста и его жены. Деньги на дороге не валяются… – Папа берет со стола трубку и выколачивает (еще один пережиток, давным-давно изгнанный мамой из гостиной), а затем принимается набивать золотистым виргинским табаком. Давний и весьма успешный способ уходить от разговора. Беседы по поводу моих школьных отметок и споры о допустимой длине юбки начинались с того, что папа выколачивал трубку.
– Ты хочешь, чтобы я поехала туда, не дожидаясь следующей недели? – Сердце у меня обрывается. Сосуществование с Тристаном и Изольдой сделает Бедлам приятной опцией. Двадцать четыре часа с этими чудовищами – и любому понадобится комната с мягкими стенами.
– Я, несомненно, буду тебе очень признателен, – соглашается отец, затягиваясь так энергично, как утопающий глотает воздух. – Нельзя же, чтобы мама все время нервничала. И потом Барни поклялся вернуться через два дня. И домработница поможет.
