– Позвони ей, Сэм, скажи, что я заболела. Я целую неделю буду мыть посуду. Даже почищу гриль. Сделаю что угодно. Только, пожалуйста, позвони маме за меня!
Я трепещу при одной мысли о встрече с матерью. В течение двух дней после свадьбы Аннабель мы разговаривали только по телефону, и я не прочь, чтобы так было и дальше.
– Ну вот, опять, – строго говорит Сэм. – Ты снова откладываешь на потом. Пора уже повзрослеть и не бегать от проблем, Эл. Ты должна ехать.
Она буквально приковывает меня к месту взглядом. Ее взгляды неизменно достигали цели на протяжении последних пятнадцати лет. Благодаря им Сэм получала доступ к моим домашним заданиям и новым шмоткам. Я даже согласилась терпеть в доме Мада.
– Ладно, уговорила. – Я неохотно сползаю с дивана, продолжая следить одним глазом за экраном, и ищу ботинки. – Я проглочу все оскорбления, какие получу в свой адрес. А потом вернусь домой, запрусь в спальне и буду сидеть там, пока в Тэпли не забудут этот кошмар.
Сэм перестает плести косички и изучает протертые мыски мокасин. Мне мерещится, или она действительно гадает, как бы словчить? Примерно так она себя ведет, угостившись без спросу моими хлопьями.
– Знаешь, – говорит она, – здесь может возникнуть небольшая проблемка, Эл.
– То есть? – уточняю я, надевая туфли на трехдюймовой платформе. Я непременно вывихну щиколотку, но лишние три дюйма роста того стоят.
– Э… я сдала твою комнату.
– Что? – восклицаю я и вскакиваю так быстро, что теряю равновесие и плюхаюсь обратно на диван, чуть не сбив пепельницу и полусъеденный бутерброд с тунцом. – Что-что ты сделала?!
– Сдала твою комнату. – На лице Сэм появляется упрямое выражение. – Я была уверена, что ты вот-вот переедешь к Руперту!
– Кто тебе сказал, что я собралась переезжать к Руперту?
– Аннабель и твоя мать. И сам Руперт, блин! Все об этом говорили!
– Но только не я!
– Я решила, что ты снова откладываешь, как всегда, – объясняет Сэм, в свете последних событий явно чувствуя себя правой. – Я боялась, что мне одной придется платить за квартиру целиком, и сдала комнату.
– Ну так откажи.
– Не могу.
– Кто это так важен для тебя, что ты готова выгнать на улицу лучшую подругу?
Ведь у нас столько общего! От любви к сидру до менструальных циклов в одни и те же дни.
– Учти, ты расстроишься, Элли, – пристыженно говорит Сэм. – Я сдала твою комнату Джею.
У меня отвисает челюсть. Джей, моя подростковая любовь? Джей, который сыграл такую подлую шутку на выпускном балу? Он здесь? В моем доме? В моей спальне? В пятнадцать лет я бы запрыгала от радости. А сейчас мне становится нехорошо.
– Он вернулся из Америки, и ему надо где-то пожить. Папа слишком занят своими бабами, чтобы думать о нас, вот я и предложила Джею остановиться здесь. Он бросил работу и порвал с девушкой, ему нужно немного отдохнуть. Он согласился помогать с акциями протеста. Я даже не думала, что ты останешься! – Сэм бросает плести косички и обнимает меня. – Не паникуй, мы что-нибудь придумаем.
Я стряхиваю ее руку.
– Он, конечно, не будет возражать против ночевок на кушетке, пока у него не заживет сердечная рана, – поспешно добавляет Сэм. – Не волнуйся, я не выброшу тебя на улицу.
– Да уж надеюсь!
– Но каково тебе будет жить с ним в одном доме после того как… э… ну ты поняла.
– Вообще-то это не моя проблема, – хладнокровно замечаю я. – Стели Джею на кушетке, развешивай его барахло, устраивай приветственную вечеринку, если угодно, но только не требуй, чтобы я была в восторге от твоего брата.
Выйдя на улицу, я сажусь за руль «Эстер», моей старой и не всегда верной машины.
Поездка через Тэпли быстрой не бывает. Мад и Сэм жалеют, что мне недостает «зеленого» энтузиазма, хотя и не отказываются залезть в это отвратительное, пыхтящее бензином чудовище, когда льет дождь. Но сейчас не тот случай, чтобы идти пешком. Бог с ним, со спасением зеленой планеты. Кому-то придется спасать Элли Эндрюс, если она опоздает. Тогда мама взбесится еще больше.
Ожидая на перекрестке, чтобы свернуть налево, на главную улицу, я ловлю себя на том, что думаю о Джее одновременно со страхом и радостным волнением, как ждут результатов теста на рак матки. Честно говоря, кресло гинеколога и холодные инструменты кажутся куда более приятной альтернативой, чем сосуществование с Джеем в течение неопределенного времени. Я утешаюсь мыслью о том, что он наверняка изменился, пока жил в Америке. Сморщился от постоянного пребывания под озоновыми дырами и обзавелся огромным пузом, потому что все время лопал фастфуд. И потом, мне уже нечего бояться – что может быть страшнее пережитого в субботу? Жить в одном доме с человеком, которого я некогда любила, – такие пустяки. И вообще я взрослая женщина с университетским дипломом и кредитом в банке, а не какая-то прыщавая школьница.
И все-таки лучше подстричься и сделать эпиляцию, прежде чем возвращаться домой.
Я так внимательно рассматриваю кончики волос, что не замечаю чужую машину, припаркованную прямо перед кафе. Об опасной близости к хорошенькому «БМВ» с выдвижным верхом я узнаю, лишь когда слышу ужасный треск. Два бампера сливаются в страстном поцелуе.
– Блин!
Я нажимаю на тормоз, но босоножка на платформе соскальзывает на педаль газа, и «Эстер» оставляет хорошо заметную вмятину на блестящей красной машине.
– О черт!..
Наконец припарковавшись, я выключаю мотор и делаю глубокий вдох, а затем открываю бардачок, вышвыривая на пол журналы, обертки от шоколада и тампоны в поисках припрятанной сигареты. Закурив, я с наслаждением затягиваюсь. Потом разрываю пачку и, найдя в кучке барахла на приборной доске карандаш для бровей, пишу на картонке имя и номер телефона. Я с гордостью говорю себе, что какой-нибудь менее порядочный (хоть и богатенький) водитель просто смылся бы.
Однажды я попаду в рай.
Я подсовываю записку под «дворник» на ветровом стекле, молясь, чтобы хозяин «БМВ» не появился сию секунду. Назовите меня трусихой, но я предпочту оказаться на безопасном расстоянии, когда он обнаружит, что случилось с его замечательной машиной. Докурив, я захожу в кафе.
«Горячая булочка» – лучшее кафе в Тэпли, куда ходят посетители не из бедных. Из зала открывается вид на Темзу и на роскошные особняки на другом берегу, где живут бывшие «битлы» и всякие кинозвезды. Здесь красивые столики, хорошенькие официантки и оригинальная выпечка, которой можно наесться до отвала. Войдя и вдохнув насыщенный корицей воздух, я буквально чувствую, как на бедрах нарастает три дюйма жира. Хотя я очень люблю пастернаковый суп в «Синей луне», моя мать даже под угрозой смертной казни не станет есть, сидя рядом с людьми в толстых этнических свитерах и армейских ботинках.
Я открываю дверь и немедленно замечаю маму, которая сидит у окна, попивая чай и глядя на реку. Одного взгляда на ее суровый профиль достаточно, чтобы сердце ушло в пятки. Пускай внешне она похожа на среднестатистическую пожилую домохозяйку, но внутренний стержень у мамы из закаленной стали.
