Все утро я проверяла сообщения. Поступило несколько звонков от клиентов, но ничего от Лори. В офисе по-прежнему откликался один автоответчик.
— Где же она? Почему не отвечает?
— Понятия не имею, — пожимал плечами Трой.
— Может, мне надо сейчас же возвращаться? Как ты думаешь?
— Разве ты этого хочешь? — он смотрел на меня в упор.
Я заглушила в себе чувство вины.
— Это последнее, чего я хочу.
И я решила больше не терзаться. Мы пошли гулять по городу, держась за руки, то болтая, то в блаженном молчании.
— Я все думаю о нашем первом свидании, — сказала я. — О том ланче в «Каджуне», о том, как нам нечего было сказать друг другу. Удивительно, как этот день ушел для нас в прошлое.
Трой остановился и внимательно посмотрел на меня.
— Для меня он никуда не ушел, — тихо сказал он.
После ланча мы решили проехать по Майл-драйв 17. Это оказалась удивительно красивая дорога, такая красивая, что просто невозможно об этом говорить. Мы ехали молча, а мимо нас проплывали небо, и земля, и море, синее, коричневое и зеленое.
День мы провели в Монтерее, гуляя по пристани. Теперь он стал туристическим центром, на каждом шагу магазины и рестораны под открытым небом, но надо всем этим витал стойкий унылый дух, оставшийся с тех дней, когда здесь стоял консервный завод.
Это напомнило мне Дрим-хоумс.
Я рассказала Трою о родительском доме, о том, как я его ненавижу.
— Но в один прекрасный день я вытащу их оттуда в Лагуну, куплю им квартиру.
Он улыбнулся:
— Знаешь, если ты устроишь мне сериал, то я сам ее для них куплю.
Я сжала его руку. Некоторое время мы шли в молчании.
— Это твоя самая большая мечта? Сериал?
— А кто об этом не мечтает? — пожал он плечами. И добавил: — По крайней мере, это решило бы для меня кучу проблем.
Что он имеет в виду, интересно.
— А что за проблемы? — спросила я.
— Да ничего такого, — небрежно ответил он. — Просто я с тобой становлюсь лучше. И после нашей встречи мне захотелось изменить кое-что в моей жизни.
Я вздохнула.
— Что такое?
— Ты всегда такой скрытный. Иногда мне кажется, что я о тебе вообще ничего не знаю.
— А что бы ты хотела знать? — он слегка улыбнулся.
— Все. С самого начала.
Он засмеялся:
— Ну, родился я в Чикаго. Жил в южной части города, в квартире у железной дороги. Ходил в школу. В общем, ничего интересного.
Я сжала его руку:
— А дальше? Ты любил школу?
— Ненавидел. — Он помолчал. — Там было полно хулиганов. Они избивали малышей. Я каждое утро умолял маму оставить меня дома. Потом отец научил меня драться, и жизнь стала легче.
Я вспомнила ту единственную историю, которую Трой рассказал мне об отце. Когда тот сбросил его в лестничный пролет.
— Что за человек был твой отец?
— Я мало что о нем помню. В основном как он пил.
В голосе его появилась какая-то монотонность.
— Он умер, когда мне было десять. Я однажды пришел домой, и мама сказала, что нам надо кое-куда пойти. Я решил, что у меня неприятности в школе, но мы отправились на фабрику, где работал отец. Он лежал там на столе, мертвый. Он упал с высокой балки и сломал себе шею.
Он вытянул руку и снял с пальца кольцо с розовым топазом, которое носил всегда, и протянул мне. Кольцо было теплым.
— Это его кольцо, — сказал он. — Единственное, что мне от него досталось.
Я коснулась кольца, пытаясь представить себе человека, который носил его. Но ничего не почувствовала, только тепло от руки Троя.
Я обняла его и долго не отпускала.
Мы приехали обратно в Кармель. Снова любовались закатом на пляже, ужинали, и потом нас опять ждала постель. В этот раз нам было хорошо, как никогда, словно между нами возникла какая-то новая связь.
— Спасибо, что рассказал мне все это сегодня, — сказала я.
Он поцеловал меня в макушку:
— Все нормально. Это было не так уж больно. Когда-нибудь я соберусь с силами и расскажу тебе про Фанни.
— Фанни?
Это имя словно прошелестело в наступившей тишине.
— А почему не сейчас? Расскажи мне о ней сейчас.
Трой сел в кровати. Я едва различала в темноте его силуэт.
— Ладно, — сказал он после долгой паузы. — Фанни была моей младшей сестрой. Она родилась, когда мне было четыре. Она была из тех детей, которых все обожают. Я души в ней не чаял. Всегда приглядывал за ней, когда мать была слишком занята. Водил ее по всяким местам после школы, помогал ей собираться.
Голос его звучал глухо.
— Когда она подросла, за ней стали увиваться все парни в округе. Она всегда выбирала самых гнусных. Я пытался остановить ее, но она не слушала. А потом она залетела. Маме побоялась сказать. И мне тоже. Отправилась куда-то в центр с подружкой и сделала аборт. Только неудачно. И умерла. Ей было всего шестнадцать.
Он заплакал. Никогда в жизни не видела, чтобы кто-то так плакал.
— И я был рядом с ней, — рыдал он, — когда она истекала кровью. И ни черта не мог сделать.
Он все говорил и говорил, что, если бы он знал, он смог бы что-то сделать. Остановить ее. Поговорить с ее парнем. Достать денег на хорошего врача. Я слушала его и не знала, что сказать. Только держала его в объятиях.
Наконец он затих.
— Прости. Давай забудем все это.
— Я не забуду ничего. Я только еще больше люблю тебя.
Я спросила, нет ли у него ее фотографии. Он включил свет и взял со стола бумажник. Глядя на маленький снимок, я почувствовала ком в горле. Фанни, с длинными черными волосами, выглядела просто очаровательно в желтом свитере. Яркая, живая девушка, при виде таких невольно начинаешь улыбаться.
Мы снова легли в кровать, обнялись и больше не говорили. Но перед тем как заснуть, я попросила:
— Расскажи мне про лучший день в твоей жизни.
Он сжал мою руку в темноте и прошептал:
— Сегодня.
На следующее утро наше путешествие подошло к концу. Мы уложили вещи, заплатили за отель и отправились в Лос-Анджелес сразу после завтрака. Пока мы ехали по мощеным улицам, я отсняла целую фотопленку, высунувшись из окна машины.
Трой предложил мне подремать, пока мы будем ехать, но я всегда боялась спать в машине, особенно на такой извилистой дороге. Троя это рассмешило.
