Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица
Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда:
Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний
Сны за снами; как в тумане, думал я: «Он жил года,
Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,
Криком: больше никогда?»
И снова тревога. Шепот, застрявший в горле. Нет! Не жги мне сердце! Не жги!!!
«Бедный! – я вскричал, – то богом послан отдых всем тревогам,
Отдых, мир! Чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, – да?
Пей! О, пей тот сладкий отдых! Позабудь Линор, – о, да?»
Ворон: «Больше никогда!»
«Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демон
Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?
Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,
Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда
В Галааде мир найду я? Обрету бальзам когда?
Ворон: «Больше никогда!»
Страх. Дороти сжала руки, представив, что сейчас стихотворение закончится, и они больше никогда не встретятся. Даже если захочет, она не сможет его найти. Ни в аду, ни в раю не будет такого места, где ей удастся отыскать его. Отыскать прежнего. Того, кто заставил ее сердце биться сильнее. Он будет другим. Нет! Она будет другой… Останутся лишь его слова, чувства… Такого не бывает!
Не хочу друзей тлетворных! С бюста – прочь, и навсегда!
Прочь – из сердца клюв, и с двери – прочь виденье навсегда!
Ворон: «Больше никогда!»
И губы Дороти повторили последние два слова, но ей показалось, что ее голос прозвучал громче грома, сотряс стены, пытаясь дотянуться до чего-то незримого. До чьей-то души. До мыслей того, чей голос так глубоко проник в ее сознание.
И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,
Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда.
Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно, на полу лежит года,
И душе не встать из тени, пусть идут, идут года,
Знаю, – больше никогда!
Дороти поднялась. Окружавшие ее люди зашумели, но что значили все эти голоса по сравнению с какофонией чувств, кричащих внутри нее? Она не смотрела себе под ноги. Нет. Сейчас отдавленные пальцы и испачканное платье не значили для нее ничего. Главное не упустить из вида того, кто так сильно взволновал ее сердце. Дороти остановилась. А что потом? Что она будет делать, когда заглянет в глаза этого человека? Когда останется с ним наедине? Новые волнения, но уже не мрачные. Теперь в них было что-то чарующее. Что-то откровенное, открытое настолько, что эта обнаженность могла бы показаться неприличной… Но только не сегодня, не здесь, не с ним. Губы Дороти вздрогнули.
И она улыбнулась.
* * *
Припав к грязному стеклу, Дороти следила за Эдгаром. Комната, где он остановился на ночь, была маленькой и убогой. Кровать, стол, пара стульев. Горели свечи. Он что-то писал. Его ужин давно остыл. Бутылка вина почти допита. Теплый ветер завывал за окном. Дороти подошла к двери и постучала. Никто не открыл ей. Сомнения сменились зудящей настойчивостью. Новый стук. Новая тишина. Еще стук. Еще тишина. Может быть, Эдгар уснул? Дороти вернулась к окну. Нет, Эдгар все так же сидел за столом. Стекло запотело от теплого дыхания Дороти. Почему он не открывает? Не хочет никого видеть? Но ведь она не кто-то! Она – Дороти Кемпбел! Она пришла, чтобы отдать то, что уже принадлежит ему, хотя он и не знает об этом. А что если он не захочет ее? Что если ему не нужна Дороти? Она попыталась вспомнить имя, звучавшее в стихотворении. Нет! Она не могла его забыть. Нет! Страх! Паника. Нет! Боже мой! Пожалуйста… Дороти отошла от окна, проклиная свою забывчивость.
– Кто здесь? – спросил мужской голос.
Эдгар стоял на пороге, широко распахнув дверь. Сердце Дороти забилось в груди. Эдгар! Эдгар! Эдгар! Она подошла и заглянула ему в глаза. Проклятое имя! Оно крутилось у нее в голове, не желая срываться с губ. Порыв ветра растрепал ее черные волосы. Проклиная обстоятельства, Дороти вошла в открытую дверь. Слов не было. А может быть, они и не нужны? Дороти вздрогнула. Мужская рука легла на ее плечо.
– Не бойся. Я не причиню зла, – сказал Эдгар.
Зло. Как он мог подумать об этом? Как?! Дороти в гневе сжала свои маленькие кулачки. Проклятое имя! Почему она не может его вспомнить?!
Эдгар подошел к столу. Убрал с него бумаги, зажег потухшие свечи. Ужин, вино, лауданум. Дороти села за стол. Тишина. Минута, вторая, третья.
– Знаешь, в Ист-Энде есть заведение, где подобное молчание – закономерность, – сказал Эдгар.
– Я не была в Ист-Энде.
– Это в Лондоне.
– И чем там занимаются? В Ист-Энде?
– Курят опиум, – он указал на пузырек лауданума. – Хочешь попробовать?
– А ты?
Он сухо улыбнулся. Достал еще один стакан. Смешал спиртовую настойку опиума с вином. Дороти сделала глоток.
– До дна.
– Что теперь? – она поставила пустой стакан на стол.
– Теперь? – его темные глаза сверлили ее взглядом. – Теперь ты назовешь мне свое имя.
– Линор, – выдохнула Дороти.
– Линор, – повторил он, и ей показалось, что его губы ласкают это имя. – Линор.
Счастье. Дороти улыбнулась. Ее молитвы были услышаны. Она вспомнила. Вспомнила! Вспомнила! Сердце металось в груди, не веря в удачу… Все было таким проникновенным, словно самый счастливый сон, который теперь уже никогда не закончится. Утро не наступит. Нет! Они будут сидеть друг против друга, и это будет длиться вечность. Прекрасный полет не закончится. Чарующую тишину не нарушит громоздкость ненужных слов. Они будут молчать, придумают себе богиню безмятежности и станут поклоняться ей. Зачем нужен весь этот шум, если есть взгляд, способный рассказать намного больше, чем груды нелепых фраз, тысячи предложений. Пусть свечи сожрут плоть. Пусть ветер развеет их прах. Бумага и тушь. Слезы и лицо. Никогда снова. Ни разу. Только то, что сейчас. Только взгляд. Только дыхание. И никаких обстоятельств. Никаких причин. Все в прошлом. Эдемский сад завянет и расцветет вновь. Лед тает. Даже небеса и те иногда плачут… от счастья. И полет. Полет в вечность. Среди облаков. Вместе. И никогда порознь. Больше никогда. Больше никогда. Больше никогда…
Дороти поняла, что повторяется. Эдгар смотрел на нее. Слушал ее. И она говорила ему. Говорила так много, так страстно, так самозабвенно…
– Больше никогда. Больше никогда. Больше никогда…
Пальцы Эдгара прикоснулись к ее лицу. В них было тепло. В них была жизнь. Тленные миражи… Дороти обхватила их губами. Соль. Вкус слез.
