– Ты был одним из тех, кто бежал? – спросил Эдгар.
– Нет. Я бежал много-много лет спустя. Когда появилась кузина мистера Леона, и его рассудок окончательно помутился. Поверьте мне на слово, мистер Эдгар, в этом доме никогда больше не было счастья. Считайте меня сумасшедшим, но я верю, что сам Ад поселился в нем. Ад, способный свести с ума любого, кто осмелится проникнуть в его чертоги. И эти картины… Их не мог рисовать человек.
– Ты видел их?
– Лишь однажды, в тот день, когда мы с матерью осмелились первыми зайти в этот дом, но тогда это были только наброски.
– Так Леон продолжал рисовать?
– Всю свою жизнь. И его кузина, взявшая на себя управление домом, помогала ему, как могла. Она говорила, что это единственное, что осталось у мистера Леона в этой жизни. Но Бог мой! Мистер Эдгар, это был настоящий Ад. Из настоящей плоти и крови, мистер Эдгар. Они использовали для красок кровь и внутренности рабов, солдат, бродяг, всех…
Дороти зажала руками рот и выбежала на улицу. Куски съеденного кролика испачкали дорожное платье. Далекие звезды не дарили света. Тьма… Мрак… Зло… Чудовищные картины плясали перед глазами Дороти, и она никак не могла избавиться от них.
Эдгар вышел из хижины.
– Мы переночуем здесь, а утром отправимся в путь, – сказал он, обнимая ее за плечи.
– В Калифорнию? – спросила Дороти, надеясь, что он скажет: нет.
– В Калифорнию.
И Дороти снова вырвало.
* * *
Сентябрь. День. Кузина мистера Леона. Скорбь. Дороти смотрит на эту женщину. Свежее лицо выглядит слишком молодо для ее лет. Глаза темные, как ночное небо с вкраплением серых звезд.
– Дороти… – это Эдгар. Он стоит рядом. Гроб. Мистер Леон. Боль. Нет. Этот человек был безумен. – Всего лишь человек, – шепчет Эдгар. Нет! Плечи. Он обнимает за них кузину покойника. Дороти. В ее руках рука мистера Леона. Холодная, скользкая, мерзкая.
– Отпусти! – плачет она. – Умоляю, отпусти меня!
– Дорогая… – Эдгар. Он рядом. Его руки. Теплые. Нежные. Живые. – Он не держит тебя.
– Нет…
– Не держит.
– Пожалуйста…
Поцелуй. Губы. Так много чувств! Кузина мистера Леона. Она помогает Дороти подняться с пола. Эдгар. Он несет ее на руках. Диван. Забвение. Смех. Это снова кузина мистера Леона. Туман. Нет. Глаза снова подводят ее.
– Кто здесь? – смех. – Кто здесь?! – смех. – Кто здесь?!!!
Эдгар. Его лицо. Сон. Всего лишь сон…
– Он умер.
– Кто?
– Мистер Леон.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела.
Эдгар. Он гладит ее лицо. Нежно. Заботливо.
– Это сон, Линор. Всего лишь сон…
Сентябрь. День. Кузина мистера Леона. Скорбь. Гроб. Обморок. Дом. Туман. Картины.
– Нет!!! – Дороти закрывает глаза. Она не хочет видеть картины. Но нет. Рисунки. Повсюду. На веках. Внутри. Тьма. Нет. В них больше мрака. – Сон…
– Ты уверена?
– Сон…
– Обман.
– Сон…
– Жизнь.
– Кто здесь?
– Ад.
– Кто здесь?!
Тишина. Глаза закрыты. Картины. Они внутри. В ней. На веках. Рисунки. Она видит их. Страх. Дети. Плач…
– Эдгар!!!
– Я здесь.
Сон. Всего лишь сон…
Сентябрь. День. Солдаты.
– Хватит!
– Нет.
– Хватит!
– Слушай…
Плач. Слезы. Соль. Боль. Все внутри. Все в ней.
– Не надо…
– Кто здесь?
– Пожалуйста…
– Кто это? – стыд. – Кто это? – пот. – Кто это? – смерть. – Боже мой!
Женщина. Солдаты. Художник. Труп. Насилие. Рисунки… Сон? Нет… Петля. Смерть. Вороны. Плоть. Черви… Мухи жужжат…
– Линор?
– Я сплю…
– Спи…
– Да…
Мухи… Прочь! Вороны… Прочь!
Гроб. Кисть. Кровь.
Дыши… Дыши… Дыши…
* * *
Воздух со свистом наполнил легкие. Дороти открыла глаза. Пыльная повозка стояла возле высоких ворот. Рыжая лошадь била копытом сухую землю. Дом. Этот проклятый дом. Дороти видела его белоснежные колонны, своды, крышу. Она вышла из повозки. Где-то там гениальный художник создавал свои чудовищные шедевры, рисуя их с натуры. Дагерротип боли и безумия. Старая негритянка подошла к Дороти и сказала, что мадам и мистер Эдгар ждут ее в доме. Они поднялись по мраморным ступеням в портик. Белые колонны окружили Дороти. Двери: высокие, тяжелые. Дороти заставила себя перешагнуть через порог. Мозаичный пол блестел под ногами. Негритянка вела ее по длинному коридору.
– Картины… – Дороти запнулась.
– Они не здесь, – сказала служанка. Дороти кивнула.
Еще одни двери. Еще одна гостиная. Эдгар встретил ее, предложив бокал вина. Мадам Леон отошла от окна. Годы и солнце высушили ее строгое лицо.
– Мистер Леон умер два года назад, – сказал Эдгар Дороти.
– Я знаю.
– Знаешь? Эбигейл не говорил нам об этом.
– Мне это приснилось.
– Сегодня?
– Не знаю. Последнее время мне часто снятся странные сны.
– Хочешь посмотреть могилу?
– Нет.
– Она просто молодая девушка, Эдгар. Не требуй от нее невозможного, – сказала мадам Леон. Ее властный голос показался Дороти неприятным, усилив антипатию. Эдгар представил их. Присцила. Это имя было таким же сухим и надменным, как и вся эта женщина.
– Ты понравилась бы моему кузену, – сказала она, внимательно разглядывая Дороти. – Ему нравился подобный тип женщин, – она беззаботно взмахнула рукой. – Правда, в жены он выбрал совершенно иную пассию.
– Мне все равно, какие женщины нравились вашему кузену, – сказала Дороти.
– Конечно, дитя мое. Мне тоже было все равно кого привозить ему в качестве натурщиц для его шедевров.
– Эбигейл говорил, что он рисовал пейзажи, – вмешался Эдгар.
– Ах! Эбигейл… Этот беглый раб… Надеюсь, его когда-нибудь вернут обратно… – мадам Леон сухо улыбнулась. – А что касается пейзажей, так их рисовал совершенно другой человек. Несомненно, одаренный, но безнадежно далекий от истинного искусства. Его художество могло волновать лишь рабов и детей, но потом… О, да… Потом он стал настоящим мастером. Зеркалом своей безумной души, если будет угодно.
– Эбигейл говорил, что вы поощряли его безумие.