А потом удача отвернулась от него. Могло ли быть по-другому? Скорее всего, нет. Взвешивая и анализируя прожитое, Лаялс приходил именно к этому выводу. В жизни есть много вещей, которые не стоит рассматривать под микроскопом, дабы они не утратили своего очарования. К сожалению, понимание этого приходит не всегда вовремя. Иногда бывает безвозвратно поздно. И потеряв, пытаешься найти оправдание тому, что сделал. Жизнь продолжается, но прошлое стоит на месте. Оно не удаляется, а вызревает. Ждет, как хорошее вино, которое с годами делается лишь лучше. И забыть невозможно… Ампутируйте руку и попробуйте забыть о том, что она у вас когда-то была. Ничего не выйдет. Она навсегда останется частью вас, даже если ее никогда не вернуть. И ни один протез не сможет заменить ее. Как и страсть…
Лаялс вспомнил юную девушку, Кэрри. Он не видел ее глаз. Не видел лица. Лишь только цифры, сумма, деньги, которые он платил Боа за подобный товар. Всего лишь работа и рыночные отношения. Даже ее стеснительность, которая пропадет после десятка купивших ее извращенцев, имела свою цену, позволявшую оказаться одним из первых. Была ли она красива? Нет, она была отвратительна, как и все вокруг. Как и все внутри. Лаялс остановил машину.
Что-то было не так. Что-то изменилось, словно кто-то переключил невидимый тумблер. Лаялс вышел на тротуар. Сухой ветер принес букет цветочных ароматов. Кэрри станет последней. Хватит с него. От себя не сбежать. Лаялс достал сотовый телефон. Он не виделся с человеком, которому хотел позвонить, двадцать пять лет, но, тем не менее, никогда не выпускал его из вида. Что бы ни произошло в ту далекую ночь, это стало частью его жизни. Священник, женщина, младенец. Семья Маккейнов хранила много секретов, но этот секрет казался Лаялсу самым страшным. Секрет был частью Лаялса, и он был частью этого секрета. И никакой анализ не мог заглушить боль этого знания. И не существовало такого наркотика и такой женщины, в объятиях которых можно об этом забыть. Безумие и хаос.
Лаялс достал сигарету и закурил. Рак легких и смерть не страшили его. Не все так просто в этом мире. Бог или Дьявол – неважно, – двадцать лет назад Лаялс узнал, что жизнь более многогранна, чем можно себе представить. Он видел Ад. Он видел ужас, наполнявший своим зловонием темное брюхо ночи. И он знал, что такое страх. Животный, парализующий, пронизывающий до костей страх, от которого невозможно сбежать. И горе тому, кто заглянет в эту бездонную пасть, потому что у нее нет дна. Стоит лишь однажды опустить глаза, и ты будешь вглядываться в нее вечно. Ад или Рай, бог или дьявол – Лаялс видел только мрак и пустоту. Но там была жизнь. Вернее, не жизнь, а существование. Как существует ребенок в утробе матери, который рано или поздно должен родиться… Так же и тьма. Она разражается своими созданиями. Дети тьмы, мрака и хаоса. Они пьют молоко пустоты и играют среди тысячи мертвых тел… И если таков был ад, то где-то там должен быть и рай. Где светит теплое солнце, синие волны лижут желтый песок, а дети смеются, запуская в небо воздушные шары… Двадцать пять лет Лаялс верил, что такое место где-то есть, но сейчас впервые понял, что нашел его. Маленькая голубая планета, сфотографированная с космического корабля. Жизнь в безбрежных потоках мрака и пустоты. И если смотреть оттуда, из космоса, то за облаками и есть рай – наша жизнь.
– Где же ты, Рем? – шептал Лаялс, слушая телефонные гудки. – Где же ты, мой старый друг?
* * *
Фэй приехала в начале десятого. Тэмми крепко обняла ее, зарывшись лицом в копну светлых волос подруги.
– Спасибо, что не бросила, – прошептала она ей на ухо.
Фэй улыбнулась и нежно погладила Тэмми по щеке. Они прошли в гостиную, включили телевизор.
– Не понимаю, как Кристин может быть такой бесчувственной?! – пожаловалась Тэмми на свою сестру.
– Думаю, у нее своих проблем выше крыши, чтобы влезать ещё и в твои. Знаешь Роя?
– Парня Кристин?
– Слышала о его сестре?
– Разве у него есть сестра?
– Представь себе.
– Всегда думала, что он неудачник, который живет в машине и болтает о лучшей жизни.
– Так оно и есть.
– А что сестра?
– Слышала, что она пошла по стопам матери.
Тэмми поморщилась.
– Вот такая вот у тебя скоро будет родня, – подмигнула Фэй.
– Не думаю, что моя сестра выйдет за этого неудачника.
– Будь у нее нормальный отец…
– Чем тебе не нравится мой отец?
– Вот именно, Тэмми – твой.
– Ах, ты об этом…
Они замолчали. За окном начиналась ночь.
* * *
Рой вел старенький «Форд», постоянно превышая ограничения скорости. Зеленый на перекрестке сменился красным, но не убедил его остановиться. Загудели клаксоны, заскрипела резина. Кристин молчала.
– Гребаная дура! – заорал Рой, проклиная свою сестру. Это был крик отчаяния, безысходности.
Вчера редактор «Хот-Ньюс», которому ты лизал зад последние два года, вызывает тебя к себе и говорит, что хочет дать тебе шанс, тот самый шанс, что называют одним из миллиона, а сегодня этот редактор отводит тебя в сторону и говорит, что твоя сестра работает у Боа.
– Черт! – Рой вдавил педаль тормоза в пол, избегая столкновения.
Идущая впереди машина остановилась, пропуская группу школьников, деловито шагавших через пешеходный переход. Рой увидел, как эти дети гибнут под колесами его старого проржавевшего до основания «Форда». Дрожь охватила его тело. Ладони вспотели. Всегда может быть еще хуже, чем есть. Он свернул к обочине и вышел из машины.
– Что случилось? – спросила Кристин.
– Я чуть не задавил этих детей.
– Но ведь не задавил, – пожала она плечами.
– Но мог.
– По-моему, ты просто перенервничал.
– По-моему, мне не стоит больше садиться за руль, по крайней мере, сегодня.
– Это значит, что мы никуда не идем?
– Да.
– Черт! Рой, почему, если у тебя плохое настроение, то ты портишь его всем, кто тебя окружает?
– Извини.
– Нет.
– Что нет?
– Ты эгоист, Рой. Ты думаешь только о себе!
– Вот, значит, как?
– А как ты хотел? Я одевалась, я хотела хорошо выглядеть, а ты…
– Моя сестра – проститутка!
– Но ведь не ты!
Сжав зубы, Рой заставил себя промолчать.
– Куда ты? – крикнула ему в спину Кристин.
– Домой!
– Ты забыл закрыть машину!
– Кому она нужна?!
– Не думай, что я побегу за тобой, Рой!
– Катись к черту!
– Сам катись!
Кристин поймала такси и, бормоча проклятия, забралась в пропахший плесенью салон.
