– Твой крест ждет тебя, Кларк. Он уже знает вкус твоей плоти.
– Я готов.
– Не сейчас.
Джуд опускает руки ниже, к своей груди.
– Найди их, Кларк, – говорит суккуб. – Найди их всех! Они ждут тебя. Ждут шанса раскаяться и искупить свои грехи. Ведь так, Джуд?
– Да.
– Разве ты не счастлива?
– Да.
– Я не слышу.
– Да!
– Так радуйся, Джуд!
И женский смех наполняет комнату.
* * *
Небо было сюрреалистичным, словно фантазия Сальвадора Дали, с низкими молочно-белыми облаками, взбитыми, как ванильные сливки на кристально-голубом фоне.
– Черт возьми, здесь нужно прибраться! – сказал Маккейн, выходя из дома. Кристин держала его за руку. Их тонкие пальцы были сплетены между собой, взгляды томные, с оттенком удовлетворенности и какой-то странной тревоги. – Может быть, нанять пару садовников, ландшафтного дизайнера, строителей и архитектора из «Рок-Компани», который отвечал за строительства центрального парка и акватория в нашем городе…
Их окружили заросли шиповника. Выложенная каменными плитами аллея ровно тянулась вдаль. Сорная трава, разрушая старый раствор, пробивалась между плит желто-зелеными пучками. Ветви шиповника бессмысленно торчали в разные стороны. Многолетние цветы в клумбах вырождались, теряя сочность бутонов и стройность форм. Гниющие листья – желтые, зеленые, ядовито-красные – были сметены ветром под извивающиеся кривые стволы кустарника и напоминали живой ковер. Сырость и тлен наполняли воздух. Распад и забвение. Хаос и смерть…
– Как ты можешь жить здесь? – спросила Кристин.
– Как и в любом другом месте.
Они свернули. Разросшийся вьюн преградил им дорогу. Его мокрые листья жадно лизнули их лица, руки, застывшие капли скатились за шиворот. Вьюн был повсюду: стелился по земле, скрывая каменные плиты, обвивал скамейки и столики, шиповник и тот не избежал этих объятий, изгибаясь стволами и отступая вглубь своих зарослей, словно разбитая армия, сдавая позиции.
Маккейн очистил скамейку. Кристин села к нему на колени.
– Скольких девушек ты приводил сюда до меня? – спросила она.
– Ни одной.
– Я тебе не верю.
– Последние годы я предпочитаю спальню.
– Ты просто мальчишка.
– Не говори, что тебе не понравилось.
– Понравилось.
– Хочешь сделать это здесь?
– Не очень.
– Да ладно. Тебе понравится, – он развернул ее к себе лицом. Расстегнул молнию на своих брюках, поднял юбку Кристин к поясу.
– Как ты это делаешь? – спросила Кристин.
– Что делаю?
– Возбуждаешься так быстро.
– Я не знаю. Не думал об этом.
Она охнула, закрыла глаза. Ставшее синим небо разродилось внезапным дождем.
– Как мокро! – засмеялась Кристин. Маккейн все еще сжимал в руках ее бедра, но она уже одергивала юбку и поднималась на ноги.
* * *
– Посмотри на них! – сказала Ламия.
Кевин припал к окну. Маккейн, Брэдли и Кристин сидели за столом. Свечи, ужин, вино в бокалах – там, а здесь… Здесь ветер, холод да дождь. И еще Джесс. Такая красивая. Такая мертвая… Смех. Этот дьявольский женский смех! Кевин видел, как смеется Кристин. Голова запрокинута, грудь вздрагивает… Счастье…
– Я вам не верю! – заявила она.
– Да говорю тебе, прокурор – гей, – Маккейн отобрал у Брэдли пачку сигарет. – Скажи, что это так, брат! Скажи, иначе я выброшу твои сигареты в огонь!
– Прокурор – гей. Доволен?
Снова смех Кристин.
– Врете вы все!
– Расскажи ей, – Маккейн поднес пачку к огню в камине.
– Рассказать?
– Ну да.
– Рассказать что? – Кристин закурила.
– Лет пять назад, на день независимости, Дариус перебрал и домогался до него. – Брэдли забрал у брата сигареты. – Доволен?
– Лет пять назад?
– Может, шесть, – Маккейн, улыбаясь, смотрел, как огонь пожирает древесину.
– Сколько же тебе тогда было?
– Вот только не надо фрейдизма, ладно? К тому времени я уже знал и более странных людей. Педофилы, гомосексуалисты, лесбиянки… На дворе эра будущего, черт возьми!
Кристин стала вдруг серьезной.
– Поэтому ты такой?
– Какой?
– Злой.
– Нет.
– А моя сестра? То, что она и Джесс, ну… Ты это правду сказал или…
– Правду.
– Черт! И часто они приходили сюда?
– Думаю, когда было желание.
– И… Они были вдвоем или же…
– Мы были все вместе. В одной кровати. Если ты об этом, – Мак-кейн поймал ее взгляд, устремленный к Брэдли. – Нет, мой брат никогда не был с нами. Только я и девочки.
– Не думаю, что этим нужно гордиться.
– Я и не горжусь.
– Не верю.
– А ты?
– А что я?
– Разве ты никогда не гордилась этим?
– Нет.
– Странно. Ты не похожа на фригидную суку.
– Причем тут это? Мне кажется, секс – это личное дело каждого.
– Мне кажется, в мире есть много других вещей, на которые следует накладывать табу и стыдиться их. Скажи, разве ты никогда ни о чем не мечтала?
– Может быть.
– Я имею в виду секс.
– Я и говорю: может быть.
– И о чем?
– А ты?
– Когда-то.
– Что значит когда-то?
– То, что я уже не знаю, о чем мечтать, по крайней мере, в сексе.
– Я тебе не верю.
– Не веришь, потому что завидуешь, или у самой есть много неудовлетворенных желаний?
– Может быть.
Маккейн засмеялся.
– Ты прямо как мой брат! Из него тоже слова лишнего не вытянешь!
– Мне нравится твой брат.
– И что это?
– В смысле?
– Лесть или фантазия?
– Ревнуешь?
– Вот еще!
Они допили вино. Брэдли ушел, оставив их наедине. Поцелуи, объятия…
– Может, теперь скажешь? – спросил Маккейн.
– Сказать что?
– Как тебе нравится делать это?
– А ты угадай.
