– Как не знать, – вздохнула Лара, – я везде побывала, даже в «Виту» смогла Нину на три месяца пристроить, у них есть благотворительная программа, берут на небольшое время бедных детей на реабилитацию.
Получив полный список номеров, я начала обзвон с некоммерческих учреждений. Олег чисто одет, у него новая куртка, нестоптанные ботинки, незаношенные джинсы и рубашка. Но вещи недорогие, значит, родители не обладают большими средствами, и еще на мысль об ограниченных возможностях семьи наводила его прическа. Мальчика не постригли, а побрили машинкой, значит, не могли пригласить парикмахера. Причесать ребенка, не терпящего чужих прикосновений, обойдется вам очень дорого в прямом смысле этого слова. Я опрометчиво попыталась погладить Олега по голове и сейчас ощущаю, как опухает мой глаз.
В центрах, где пытались реабилитировать детей с проблемами развития, работали на редкость приветливые люди. Никто из отвечавших не нагрубил мне, не возмущался, наоборот, администраторы пытались изо всех сил помочь, но в конце концов ответ звучал одинаково:
– Мальчик пятнадцати лет, гениально копирующий картины? Нет, не знаем такого.
– Глупая идея, – скорчила гримасу Надежда, когда у меня остался только один непроверенный номер, – может, он дома сидит безвылазно?
– Кто-то же научил Олега пользоваться карандашом, он не выглядит истощенным и забитым, у него скорее всего заботливая мама, она явно должна водить сына в какой-то центр, – не сдалась я и позвонила в «Виту».
– Нет, – сказала женщина, представившаяся Алисой Сергеевной, – хотя давайте уточним, сколько ему лет?
– Он сказал пятнадцать, но думаю, меньше, – ощущая жуткую усталость, сказала я, – у подростка, похоже, пока не началось бурное половое развитие, он маленький, щуплый, как девочка.
– И хорошо он рисует?
– На моих глазах гениально скопировал картину Перова «Тройка», уменьшил ее до размера листа А-четыре. Может, вспомните кого-то, способного на такое?
– М-м-м, – протянула Алиса Сергеевна, – к нам ходит Роза Никитина, гениальная девочка, и мама у нее замечательная, самоотверженная, любящая. Роза обладает феноменальной зрительной памятью, один раз взглянет на картину и воспроизводит ее вплоть до мелких деталей. Девочка разносторонне одарена, в придачу к таланту живописца имеет математические способности. Но сейчас она отдыхает с отцом где-то за границей. Люся, мама Розочки, заболела, а отец у девочки богатый бизнесмен, он…
– Простите, – рискнула я прервать Алису Сергеевну, – мне нужен мальчик.
– Увы, таких нет, – расстроилась та.
– Спасибо, – поблагодарила я и пошла в комнату.
Олег неожиданно обнаружился около книжного шкафа. Мальчик держал в руках большой альбом с иллюстрациями.
– Вещь дорогая, – забеспокоилась пришедшая за мной старуха, – еще испачкает.
Я отмахнулась от жадной бабки, как от противно зудящей мухи, и сказала Олегу:
– Замечательное издание.
– Пять, – ответил мальчик, – сорок три.
Я посмотрела в раскрытую книгу.
– Верно, ты рассматриваешь сорок третью страницу, на ней помещен снимок щенков. Я люблю собак, а ты?
– Красный, – одобрил мальчик.
– Красный, – подхватила я.
Олег посмотрел на шкаф.
– Пятый.
Я проследила за его взглядом, увидела пустое место в ряду книг и воскликнула:
– Поняла! Ты взял пятую книгу с первой полки и открыл ее на сорок третьей странице.
– Конфета, – выпалил Олег.
– Нет у меня сладкого – дорогое оно, – выступила в своем духе Надежда.
– Он не хочет конфет, – тихо сказала я, – а хвалит меня за сообразительность.
Олег вернулся к столу, сел, стал быстро водить карандашом по бумаге и вдруг сказал:
– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести. Девять.
Я глянула на шкаф. Черт возьми, неужели я наконец-то сообразила, о чем бедняга давно толковал? Я начала двигать книги.
– Эй, эй, – забеспокоилась Надежда Петровна, – не хватай тома! Что ты делаешь?
– Отсчитываю сто двадцать четвертую, – бросила я и вытащила… «Словарь имен и фамилий».
– На работе мне подарили, когда Лариска родилась, – пояснила старуха, – я литературу люблю, вон сколько книг насобирала, думала, дочери останутся.
Я открыла семьдесят восьмую страницу, глаза пробежали по тексту: «Роза. Мила, очаровательна, пользуется успехом у мужчин».
– Роза, – произнесла я, – Роза.
Олег положил карандаш.
– Семьдесят восемь.
Но я уже листала словарь дальше и быстро добралась до двухсотой страницы. «Фамилия Никитин является исконно русской».
Я чуть не выронила словарь. Роза Никитина.
Олег поднес руки к горлу, я вернулась к началу и на листе с цифрой девять прочитала:
– «Имена для девочек». Ты не Олег! Ты Роза Никитина! Девочка из центра «Вита»! Гениальная рисовальщица и математик. Господи, милая, солнышко, сколько же времени ты пыталась объяснить мне истину! Кто тебя побрил? Зачем?
– Миллион, – сказала Роза, – а вж… вж… вж… сто шестьдесят, сто десять, вж… вж… вж…
Я вцепилась в телефон и позвонила Алисе Сергеевне.
– Что? Что? – бестолково спрашивала Надежда. – Ничего не понимаю!
Через два часа в квартиру ворвалась дама в пальто с воротничком из норки.
– Я Анна Михайловна, бабушка Розы, – задыхаясь, произнесла она, – где девочка?
– Баба, – раздалось из коридора, – баба.
Анна Михайловна схватилась за сердце.
– Розочка! Кто тебя так изуродовал?
Девочка приблизилась к старушке.
– В вашем окружении есть человек, который страдает гипертонией, постоянно проверяет давление, оно у него стабильно держится на цифрах сто шестьдесят – сто десять? – спросила я.
– Отец Розы Игорь, – мигом ответила Анна Михайловна, – он развелся с Люсенькой через год после рождения Розочки. Игорь богатый человек, платит за обучение дочери. Люсенька заболела, попала в больницу, я сижу около нее, а Игорь согласился подержать дочь у себя в доме, взял ее на месяц.
– Похоже, ваш зять решил избавиться от ребенка, – осторожно предположила я.
Анна Михайловна расплакалась.
– Он недавно женился, его супруга очень недовольна тем, что Игорь дает деньги для Розы, она нам звонила, требовала: «Прекратите вымогательство, девочке никогда не стать нормальной». Когда Люсенька заболела, я очень не хотела отдавать Розочку отцу, но выхода не было!
– Понимаю, – кивнула я, – ваш зять под влиянием новой супруги задумал убрать девочку.
