– Мне нужно поговорить с хозяином дома. Я приехал к Вальтеру Битнеру. Меня зовут Гурам Анзорович Багратишвили.
– Сейчас, – закричала Вася и со всех ног бросилась к воротам. – Сейчас, не уходите, я вам открою. Вы ведь отец Вахтанга, да?
– Да, я отец Вахтанга, – сказал ей полный мужчина в стильных позолоченных очках, когда она, повозившись с замком, отворила калитку. – А откуда вы знаете, то есть знали, – он помрачнел, – моего сына?
– Видите ли, я была его знакомой, – сообщила Вася. – И это я из окна поезда увидела его тело в лесу и сообщила в полицию. Ну, то есть не в полицию. Но это не важно. Вы проходите, пожалуйста, Вальтера нет дома, но он скоро будет.
– А как вас зовут, милое дитя? – Багратишвили вдруг улыбнулся. Стоящая перед ним девушка была похожа на маленькую взъерошенную птичку. Пожалуй, воробья.
– Меня зовут Василиса Истомина, – представилась Вася, и он, услышав ее имя, вдруг пошатнулся и, возможно, упал бы, не подхвати она его под руку.
– Как вы сказали? – прошептал он. – Василиса Истомина? То есть дочь Анны?
– Ну да, – сказала слегка сбитая с толку Вася. – Я понимаю, что это странное стечение обстоятельств, при котором я, Вахтанг и Вальтер сошлись в одной точке, но честное слово, еще совсем недавно я и понятия не имела, что наши семьи были знакомы.
– Это судьба, – пробормотал Гурам и все-таки вошел во двор, позволив Васе быстро запереть калитку. – Я ехал сюда, на место, где у меня убили сына. А встретил вас, дочь Анны. Если бы вы знали, как я виноват перед ней!
Несмотря на прохладный вечер, на лбу у него выступили бисеринки пота. Васе вдруг стало его жаль.
– Пойдемте в дом, – сказала она и снова взяла его под руку. – Пока не приехал Вальтер, я напою вас чаем, и вы мне все расскажете, хорошо? Про вас и про мою маму.
– Машина, – пробормотал вдруг гость. – Мне бы машину загнать во двор.
– Я не умею открывать ворота, – честно призналась Вася. – Вальтер приедет и все организует. Тут тихо, дом на отшибе стоит, так что ничего вашей машине не угрожает.
– Хорошо, – он устало провел рукой по лбу, как будто отгоняя какие-то тягостные воспоминания, и, не оглядываясь по сторонам, прошел за Василисой в дом.
Она вскипятила чайник, заварила свежего чаю, разлила его в две большие, тяжелые, явно привезенные из Германии чашки и со стуком поставила на дубовый стол на кухне. От этого стука гость вздрогнул и заозирался по сторонам. До этой минуты он как будто не осознавал, где находится, и не проявлял к жилищу никакого интереса.
– Красивый дом, – сказал он вдруг.
– Да, красивый, – согласилась Вася и села на стул напротив Багратишвили. – Гурам Анзорович, расскажите мне все. Почему вы говорите, что виноваты перед моей мамой?
Заметно волнуясь, и то и дело прихлебывая чай, чтобы смягчить горло, Гурам рассказывал сидящей перед ним Василисе о событиях тридцатилетней давности. Он не собирался ничего приукрашивать, поэтому, не жалея себя, признался в совершенном им изнасиловании. Василиса тихо вскрикнула.
– Тогда это было так естественно, как дышать! – воскликнул Гурам. – Но все годы после этого я не мог вспоминать о том, что сделал, без чувства острого стыда. Я в тот момент как будто зарезал лань. Ручную доверчивую лань, которая привыкла есть хлеб с моей ладони, беря его прохладными губами. А я в очередной раз подпустил ее поближе и полоснул ножом по беззащитному горлу. Вот так я это вспоминаю.
– Да. Именно так это и выглядело, – раздался жесткий голос от двери, и Василиса, завороженная страшным рассказом, даже подпрыгнула. В дверях кухни стоял Вальтер, но ни она, ни Гурам не слышали ни шуршания шин во дворе, ни шагов в холле. – Здравствуй, Васенька. А вы, как я понимаю, Гурам Багратишвили? Сын дяди Анзора?
– Да. Я приехал к вам, молодой человек. Мне обязательно нужно было с вами переговорить. Видите ли, я знаю, почему убили Вахтанга, и…
– Его убили, чтобы завладеть древними монетами с изображением Петра Второго на аверсе.
– Вы уже это знаете? Откуда? Ведь, насколько я понимаю, Буба, я так звал сына, не успел встретиться с вами?
– Не успел, – согласился Вальтер. – Но Василиса нашла в лесу одну такую монету, и мы смогли связать концы с концами. Мы оба с детства знаем историю клада Багратиона.
– Ну да. Вы только не знаете, что много лет мой отец намеревался отдать треть клада – десять монет – твоему, мальчик, отцу. Он никак не мог собраться, потом заболел и перед смертью взял с меня слово, что это сделаю я. Это было его последнее желание, но я так и не выполнил его, хотя обещал. – Плечи его поникли.
– Отчего же? – насмешливо спросил Вальтер. – Жаба задавила?
– Нет, я никогда не был жаден. Просто после истории с Анной мы с твоим отцом, мальчик, не могли видеть друг друга. Вначале я не мог заставить себя к нему пойти, а потом стало уже поздно. Твоего отца уже не было.
У Василисы сдавило горло. Вальтер, оказывается, потерял отца, которого, судя по всему, очень любил. Ей вдруг стало грустно, что она не сможет познакомиться с этим удивительным человеком.
– И вы никогда не связывались с папой? – спросил Вальтер.
– Нет. Только году примерно в восемьдесят девятом я получил от него письмо. Это было неожиданно, я терялся в догадках, что именно он хочет мне сообщить, и очень волновался, вскрывая конверт.
– И что там было?
– Твой отец писал, что собирается покинуть Ленинград и должен сказать мне, что у Анны есть дочь. Что это будет честно и справедливо – сказать правду, от которой Анна, может быть, будет счастлива. Он писал, что ездил в Константиновское, где и узнал про ребенка. Он был уверен, что ребенок мой.
– Он имел в виду меня? – Василиса не верила собственным ушам.
– Да, – Гурам покраснел, стекла его очков запотели. – Я не понял, что он имеет в виду, сразу написал Анне, но она не ответила, как и до этого не отвечала на мои письма. Тогда я написал ее матери, Марусе, как ее всегда звал мой отец. Я написал, что глубоко сожалею, что обидел Анну, что хочу извиниться за все вольное и невольное зло, которое ей причинил, и что хочу знать, правда ли, что Анна родила дочь, и не мой ли это ребенок.
– И что же? – Василиса вдруг обхватила себя за плечи, чувствуя, что замерзла. Мысль, что стоящий перед ней мужчина, обрюзгший, жалкий, раздавленный горем, – ее отец, была ей неприятна. А уж известие, что Вахтанг, с которым она два года встречалась и год прожила, как гражданская жена, оказался ее единокровным братом, и вовсе казалось невыносимым. Василису даже замутило от чувства острой гадливости.
– Твоя бабушка ответила, что ребенок есть, что отцовство совершенно точно установлено, что Анна не держит на меня зла, хотя видеть по-прежнему не хочет. А жизнь сложилась так, как сложилась, и пусть я больше их не тревожу. Я начал переводить деньги, но все переводы возвращались обратно. Тогда я предпочел забыть эту историю.