Ирис напрягла память, стараясь вспомнить все, что ей тогда
было известно про дядюшку Пауля и что она узнала потом.
На самом деле он не доводился им дядюшкой, это она давно уже
поняла. Не то чтобы ей кто-то об этом сказал, просто иногда некоторые факты
бывают красноречивее слов. Пауль Бенетт был влюблен в ее мать. Но та предпочла
другого, хотя и более бедного человека. Пауль отнесся к своему поражению с
рыцарской стойкостью. Он остался другом семьи, по-рыцарски преданным и
бескорыстным. Он сделался дядюшкой Паулем и вскоре стал крестным отцом Розмари.
После его смерти выяснилось, что все свое состояние он оставил маленькой
крестнице, которой тогда исполнилось тринадцать лет.
Розмари, таким образом, унаследовала не только красивую
внешность, но и довольно порядочный капитал.
И она вышла замуж за этого на редкость нудного Джорджа!
Почему? Ирис тогда терялась в догадках. Терялась она в
догадках и теперь.
Трудно поверить, что Розмари была влюблена в него. Но она,
казалось, была с ним счастлива и нежна — да, безусловно, нежна. Ирис смогла в
этом сама убедиться, когда после смерти матери — красивой и нежной, как
лепесток, Виолы Марло — она, семнадцатилетняя девушка, вынуждена была жить в
доме у Розмари и ее супруга.
Семнадцатилетняя девушка… Ирис припомнилось ее отрочество.
Какой же она была? Что чувствовала, воспринимала, переживала?
Своенравная, порывистая — она не была легкой поклажей.
Вызывало ли в ней озлобление чувство, питаемое матерью к Розмари? Об этом она и
не задумывалась. И молчаливо уступала Розмари первое место. Та шла «вне
конкурса», внимание матери было отдано старшей. Так и должно было быть. А она,
Ирис, терпеливо дожидалась своей очереди.
Вообще-то Виола Марло принадлежала к той разновидности
матерей, которые выполняют свои обязанности на расстоянии. Она главным образом
занималась собственным здоровьем, поручив дочек нянюшкам, гувернанткам,
учителям, а свою материнскую нежность проявляла в те редкие минуты, когда дети
случайно попадались ей на глаза. Гектор Марло умер, когда Ирис было пять лет.
Ей почему-то казалось, что он в неумеренных количествах потреблял алкоголь.
Откуда взялись эти мысли — она и сама не знала, но они столь прочно овладели ее
сознанием, что превратились в уверенность.
Семнадцатилетняя Ирис безропотно принимала все, что посылала
ей жизнь, и вот наступил день, когда, облачившись в траур и отдав дань памяти
матери, она переехала жить к сестре и ее мужу в дом на Эльвестон Сквер.
Временами безысходная тоска охватывала ее. Предстояло вытерпеть целый год,
прежде чем ей позволят появляться в обществе. Тем временем она три дня в неделю
брала уроки немецкого и французского языков и, кроме того, посещала курсы
домоводства. Но наступали минуты, когда нечего было делать и не с кем
поговорить. Джордж был добр, приветлив и доброжелателен. Настроение его не
менялось. Он всегда был одинаков.
А Розмари? Ирис очень мало видела ее. Та почти и дома не
бывала. Портнихи, коктейли, бридж…
Она задумалась о Розмари. А что, в сущности, она знала о
ней? О ее вкусах, запросах, сомнениях? Страшно подумать, как мало ты иногда
знаешь о человеке, с которым столько лет прожил под одной крышей. Большой
близости между сестрами не было.
И все-таки надо подумать. Надо вспомнить. Сейчас это может
пригодиться.
Итак, казалось, Розмари была счастлива…
До того самого дня — за неделю до свершившегося несчастья.
Ей, Ирис, никогда этого не забыть. Все всплывает с
кристальной отчетливостью — каждая подробность и каждое слово. Сверкающий
полированный стол, опрокинутый стул, знакомый торопливый почерк…
Ирис, закрывает глаза, и память возвращает ушедшее…
Она входит в комнату Розмари, неожиданно останавливается.
Увиденное поражает ее! Розмари сидит подле стола, уронив голову на
распростертые руки, и исступленно, неудержимо рыдает. Ирис никогда не видела
плачущую Розмари — и эти горькие, неистовые рыдания напугали ее. Да, Розмари
только что оправилась от инфлюэнции. Всего лишь день-два, как ей разрешили
вставать. А кто не знает, как расшатывает нервы эта болезнь. И все-таки…
Ирис закричала по-детски, испуганно:
— Розмари, что с тобой?
Розмари выпрямилась, откинула с искаженного лица волосы. Не
без труда ей удалось с собой справиться. Быстро сказала:
— Ничего… ничего… не гляди на меня так!
Встала и, не взглянув на сестру, выбежала из комнаты.
Ошеломленная, растерянная Ирис подошла к столу. Она увидела
собственное имя, написанное рукой Розмари. Ей писали письмо?
Ирис наклонилась, перед ней синел лист писчей бумаги,
исписанный крупным знакомым размашистым почерком, волнение и поспешность
сделали почерк еще более размашистым.
«Дорогая Ирис!
Нет нужды писать завещание, в любом случае мои деньги
переходят к тебе, хотелось бы лишь распорядиться кое-какими вещами.
Джорджу отдай приобретенные им драгоценности и эмалированную
шкатулку, купленную в день нашей помолвки.
Глории Кинг — мой платиновый портсигар.
Мейси — лошадку китайского фарфора, которой она всегда
восхищалась…»
Письмо прерывалось какой-то немыслимой закорючкой, душившие
Розмари рыдания заставили ее бросить перо.
Ирис окаменела.
Что это значит? С какой стати Розмари заговорила о смерти?
Она тяжело болела инфлюэнцей, но теперь ведь она поправилась. Да люди и не
умирают от инфлюэнции — по крайней мере, это не часто случается, а о Розмари и
говорить нечего. Она уже совсем выздоровела, только чересчур ослабла и
осунулась.
Ирис снова пробежала глазами письмо, на этот раз ее
ошеломили слова: «в любом случае мои деньги переходят к тебе…»
Итак, впервые речь зашла об условиях, поставленных Паулем
Бенеттом в его завещании. Еще будучи ребенком, Ирис знала, что Розмари завещаны
деньги дядюшки Пауля, что Розмари будет богатой, а она сама почти бедной. Но до
этой минуты Ирис никогда не задавалась вопросом, что произойдет с этими
деньгами в случае смерти Розмари.
Если бы ее об этом спросили, она бы ответила, что деньги
перейдут к Джорджу — мужу Розмари, и тут же бы добавила, что лишь безумец может
думать, будто Розмари умрет прежде, чем Джордж.
Но вот перед ней написанное черным по белому, рукой Розмари.
После смерти Розмари она, Ирис, становится наследницей. Законно ли это? Ведь муж
и жена получают оставленные деньги, но не сестра. Если, конечно, Пауль Бенетт
не оговорил это в своем завещании. Да, видимо, так. Дядюшка Пауль распорядился,
чтобы деньги, если умрет Розмари, перешли к ней. Не так уж это несправедливо…
