— Вы хотите, чтобы я с ней посидела?
— Нет, — он решительно запротестовал. — Нет, разумеется. Вы
должны быть там. Без вас я не обойдусь, Руфь. — Он взял ее за руку. — Добрая вы
душа.
— Я совсем не такая уж добрая.
Она улыбнулась и затем предложила:
— Не лучше ли связаться по телефону с мистером Огилви? К
вечеру мы могли бы все выяснить.
— Хорошая мысль. Расходы себя оправдают.
— Я займусь этим немедленно.
Мягким движением она высвободила свою руку и вышла.
Джордж занялся делами, ожидающими его внимания.
В половине первого он вышел и взял такси до «Люксембурга».
Чарлз, известный всем метрдотель, вышел навстречу ему, важно
наклонив голову и приветливо улыбаясь.
— Доброе, утро, мистер Бартон.
— Доброе утро, Чарлз. Все готово к вечеру?
— Я думаю, вы останетесь довольны, сэр.
— Тот же самый стол?
— В сводчатом зале, посередине. Правильно?
— Да. И, вы поняли, я хочу, чтобы столы не очень тесно
стояли?
— Все сделано.
— Вы принесли… розмарин?
— Да, мистер Бартон. Боюсь, он не очень декоративен. Не
желали бы добавить немного красных ягод… или, скажем, несколько хризантем?
— Нет, нет, только розмарин.
— Хорошо, сэр. Вы хотели бы посмотреть меню? Джузеппе!
Чарлз щелкнул пальцами, и перед ним предстал улыбающийся
маленький пожилой итальянец.
— Меню для мистера Бартона. Появилось меню.
Устрицы, бульон, рыба по-люксембургски, шотландская
куропатка, печень цыпленка в беконе.
Джордж равнодушным взглядом пробежал по этому перечню.
— Да, да, превосходно.
Он возвратил меню, Чарлз проводил его до дверей. Слегка
понизив голос, он пробормотал:
— Можно мне выразить нашу признательность, мистер Бартон, за
то, что… хм… вы снова оказали нам честь?
Улыбка, страшная, как оскал покойника, появилась на лице
Джорджа. Он ответил:
— Прошлое следует забыть — ведь мы живем настоящим.
— Справедливо, мистер Бартон. Если б вы знали, как тогда мы
были все потрясены и опечалены… Я уверен, я надеюсь, что мадемуазель останется
довольна своим днем рождения, все будет на высшем уровне.
Изящно поклонившись, Чарлз отошел в сторону и тут же с
проворностью стрекозы набросился на одного из официантов, который, сервируя
стол у окна, допустил незначительную оплошность.
Джордж с застывшей на губах улыбкой вышел на улицу. Он не
был столь уж чувствительным человеком, чтобы питать к «Люксембургу» особую
симпатию. Помимо всего, «Люксембург» не виноват, что Розмари захотела там
покончить с собой или какой-то неизвестный решил ее там убить. «Люксембургу»
решительно не повезло. Но как и многие одержимые люди, Джордж не мог расстаться
с мыслью, которая преследовала его.
Он позавтракал в клубе, а потом направился на собрание
директоров.
По пути в офис он зашел в телефонную будку и набрал номер
Мейды Вейле. Вышел, облегченно вздохнув. Все Шло по плану.
Он возвратился в офис. Сразу же появилась Руфь.
— По поводу Виктора Дрейка.
— Да?
— Боюсь, дело скверное. Возможен уголовный процесс. Он в
течение значительного времени прикарманивал деньги одной фирмы.
— Это сказал Огилви?
— Да. Я утром связалась с ним, и он позвонил нам десять
минут назад. Сообщил, что Виктор ведет себя весьма нагло.
— Так и должно было быть!
— Он утверждает, что дело замнут, если деньги будут
возвращены. Мистер Огилви встретился с главным партнером фирмы и, кажется, все
уладил. Сумма, из-за которой идет спор, сто шестьдесят пять фунтов.
— Итак, маэстро Виктор надеется прикарманить на этой афере
сто тридцать пять фунтов наличными.
— Именно так.
— Ну что ж, во всяком случае, и эту сумму мы урежем, —
проговорил Джордж с довольной ухмылкой.
— Я попросила мистера Огилви действовать и уладить вопрос.
Правильно?
— Лично я был бы рад увидеть этого мошенника в тюрьме — но
об его матери тоже следует подумать. Глупа — а все-таки родная душа. Итак,
маэстро Виктор, как всегда, выигрывает.
— Какой вы хороший, — сказала Руфь.
— Я?
— Я думаю, вы — самый лучший человек на свете. Он был
тронут. Польщен и смущен одновременно.
В каком-то порыве взял и поцеловал ее руку.
— Дорогая Руфь! Мой дорогой и самый лучший товарищ. Что бы я
делал без вас?
Они стояли очень близко друг подле друга.
Она подумала: «Я могла бы быть с ним счастлива. Я могла бы
осчастливить его. Если бы только…»
Он подумал: «Не последовать ли совету Рейса? Не бросить ли
всю эту затею? Не будет ли это разумнее всего?»
Нерешительность попорхала над ним и улетела. Он сказал:
— Девять тридцать в «Люксембурге».
6
Собрались все.
Джордж вздохнул с облегчением. Он боялся, что в самый
последний момент кто-нибудь юркнет в кусты — но все были на месте.
Стефан Фаррадей — высокий, чопорный, со слегка напыщенными
манерами. Сандра Фаррадей — в строгом черном бархатном платье, на шее изумруды.
Вне всякого сомнения, эта женщина получила отменное воспитание. Она держалась
совершенно естественно, может быть, была немного более слащава, чем обычно.
Руфь — также в черном, но без всяких украшений, если не считать дорогих
сережек. Черные гладкие волосы аккуратно причесаны, руки и шея белые, как снег,
— белее, чем у всех остальных женщин. Руфь вынуждена работать, ей некогда
нежиться на солнышке. Его и ее глаза встретились, она увидела в них
озабоченность и ободряюще улыбнулась. Сердце его подпрыгнуло. Преданная Руфь.
Рядом с ним — Ирис, необычайно молчаливая. Единственная из всех, она выказывала
беспокойство по поводу этого необычного сборища. Она была бледна, в какой-то
мере ей это шло, придавая мрачному лицу несколько возвышенную красоту. На ней
было длинное простое платье цвета зеленой листвы. Последним появился Антони
Браун. Джорджу показалось, что он вошел проворной крадущейся походкой дикого
зверя — может быть, пантеры или леопарда. Этот парень не был в полном смысле
слова цивилизованным.
