Кемп относился к нему с ясной симпатией.
— Итак, Джузеппе, давай послушаем, что ты об этом думаешь.
— Скверная история, для меня особенно. Ведь я обслуживал
этот стол. Я, а не кто иной, разливал вино. Люди скажут, что я обезумел и
положил отраву в бокал с вином. Это не так, но люди так и скажут. Уже мистер
Голдстейн говорит, что будет лучше, если я возьму на неделю отпуск, — чтобы
люди ни о чем не спрашивали меня и не тыкали пальцами. Он справедливый человек,
он знает, я не виновен, я проработал там много лет, он не уволит меня, как
сделали бы другие хозяева. Мистер Чарлз тоже всегда был добрым, но для меня это
огромное несчастье — я боюсь. Я спрашиваю себя: значит, у меня есть враг?
— И как же, — деревянным голосом спросил Кемп, — есть?
Печальное обезьянье лицо исказила улыбка. Джузеппе протянул
руки.
— У меня? На всем свете у меня нет никакого врага. Хороших
друзей много, но врагов нет.
Кемп хмыкнул.
— Теперь насчет прошлого вечера. Расскажи мне про
шампанское.
— Пили Клико 1928 года очень хорошее и дорогое вино. Мистер
Бартон любил такое, он любил добрую пищу и вина — все самое отменное.
— Он заказал это вино заранее?
— Да. Обо всем договорился с Чарлзом.
— А что тебе известно насчет свободного места за столом?
— Он об этом тоже договорился. Сказал Чарлзу и мне. Его
должна была занять попозже одна молодая леди.
— Молодая леди? — Рейс и Кемп переглянулись. — Ты ее знаешь?
Джузеппе показал головой.
— Нет, об этом мне ничего не известно. Она должна была
прийти позже, вот и все, что я слышал.
— Поговорим о вине. Много было бутылок?
— Две бутылки и третья стояла наготове. Первую бутылку
закончили довольно быстро. Вторую я открыл незадолго до кабаре. Я наполнил
бокалы и поставил бутылку в ведерко со льдом.
— Когда ты последний раз видел, как мистер Бартон пил из
своего бокала?
— Позвольте припомнить… Когда закончилось кабаре, пили за
здоровье молодой леди. Был ее день рождения, насколько я понял. Потом они пошли
танцевать. После этого, когда они возвратились, мистер Бартон выпивает, и через
мгновение все произошло! Он умер.
— Ты наполнял бокалы, пока они танцевали?
— Нет, монсеньор. Они были наполнены, когда пили за
мадемуазель, выпили немного, лишь несколько глотков. В бокалах оставалось еще
достаточно вина.
— Когда-нибудь кто-нибудь — безразлично кто — приближался к
столу, пока они танцевали?
— Ни одна душа, сэр. Я в этом уверен.
— Все пошли танцевать одновременно?
— Да.
— И одновременно возвратились?
Джузеппе закатил глаза, силясь припомнить.
— Первым возвратился мистер Бартон с молодой леди. Он был
полнее других и, как понимаете, много не танцевал. Потом подошел белокурый
джентльмен, мистер Фаррадей, и молодая леди в черном. Леди Александра Фаррадей
и смуглый джентльмен подошли последними.
— Ты знаешь мистера Фаррадея и леди Александру?
— Да, сэр. Я часто встречал их в «Люксембурге». Они очень
приметные.
— Теперь, Джузеппе, увидел бы ты, если б кто-то из них положил
что-нибудь в бокал мистера Бартона?
— Не скажу этого, сэр. Я обслуживаю два других стола в
алькове и еще два в большом зале. Блюд много. Я не наблюдал за столом мистера
Бартона. После кабаре почти все поднялись и начали танцевать, так что я в это
время отдыхал — поэтому-то я и уверен, что никто не приближался к столу. Как
только люди расселись, я сразу же занялся своим делом.
Кемп кивнул.
— Но, думаю, — продолжал Джузеппе, — было бы трудно сделать
такое и остаться незамеченным. Мне кажется, что только сам мистер Бартон мог
это сделать. А вы так не считаете, нет?
Он вопроситеьно взглянул на полицейского.
— Ты это сам придумал, а?
— Разумеется, я ничего не знаю, но догадываюсь. Ровно год
назад эта красивая леди, миссис Бартон, покончила с собой. Может быть, и мистер
Бартон так убивался, что решил покончить с собой? Это было бы поэтично.
Конечно, проку ресторану тут никакого, но джентльмен, который собирается с
собой покончить, об этом не думает.
Он нетерпеливо оглядел сидевших перед ним мужчин. Кемп
покачал головой.
— Все не так просто, — проговорил он.
Он задал еще несколько вопросов и отпустил Джузеппе.
Как только дверь затворилась, Рейс сказал:
— Может быть, об этом-то как раз и стоило подумать?
— Безутешный муж убивает себя в годовщину смерти жены!
Правда, была не совсем годовщина, но это детали.
— Это был День Всех Святых.
— Именно. Да, может быть, эта мысль и заслуживала бы
внимания, но как в таком случае объяснить происхождение писем и то
обстоятельство, что мистер Бартон советовался с вами и показывал их Ирис Марло?
Он взглянул на часы.
— В двенадцать тридцать я должен быть в доме
министра-координатора. Еще есть время, чтобы встретиться с людьми, сидевшими за
соседними столиками. По крайней мере, с некоторыми из них. Полковник, вы
пойдете со мной?
3
Мистер Моралес остановился в «Рице». В этот утренний час он
выглядел весьма непривлекательно: небритый, налитые кровью глаза и прочие
признаки тяжкого похмелья.
Мистер Моралес был американцем и изъяснялся на каком-то
немыслимом жаргоне. Несмотря на цепкую профессиональную память, его
воспоминания о проведенном накануне вечере были весьма туманны.
— Пошли с Крисси — эта крошка прошла огонь и воды! Она
говорит, что хороший кабак. «Золотко мое, — говорю, — пойдем, куда скажешь».
Кабак классный, спору нет — и знают, как тебя выпотрошить! Мне это обошлось
почти в тридцать долларов. Джаз вот только паршивый — похоже, они играть не
умеют.
Воспоминания о прошедшем вечере настолько увлекли мистера
Моралеса, что пришлось ему напомнить про стол, находившийся в середине алькова.
И тут память ему изменила.
— Там был стол и какие-то люди сидели. Не помню, как они
выглядели. Я их и не разглядывал, пока этот парень не преставился. Сперва
подумал, ему ликер не в то горло попал… Хотя одна из женщин запомнилась. Темная
и, прямо скажу, обращает внимание.
