— Леди Александра, не сомневаюсь в основательности ваших
рассуждений. Но, понимаете, есть обстоятельства, которые, возможно, вам еще
неизвестны.
Министр-координатор незамедлительно вмешался:
— Мы не вправе держать за руки главного инспектора. Он волен
сам решать, какие факты следует предавать гласности.
— Благодарю, милорд, нет причин, которые бы помешали мне
быть откровенным. Суть дела в следующем: Джордж Бартон незадолго перед смертью
высказал двум людям свое убеждение, что его жена не совершила, как
предполагалось, самоубийства, а, напротив, была отравлена. Он думал, что напал
на след этого человека, обед и празднество, устроенные вчера вечером якобы в
честь дня рождения мисс Марло, на самом деле являлись частью разработанного им
плана с целью установить личность убийцы его жены.
Последовало молчание, и в наступившей тишине главному
инспектору Кемпу, имевшему внешность деревянного истукана, но, несмотря на это
обладавшему поразительной восприимчивостью, показалось, будто бы в комнате
появился страх. Он не отразился ни на одном лице, но инспектор мог бы под
присягой подтвердить его присутствие.
Первым пришел в себя министр-координатор. Он сказал:
— Безусловно, подобные мысли подтверждают, что бедняга
Бартон был немного… хм…не в себе. Потрясенный смертью жены, он, возможно,
слегка тронулся рассудком.
— Возможно, милорд, но все говорит за то, что состояние его
рассудка не заставляло опасаться самоубийства.
Снова наступило молчание. Неожиданно Стефан Фаррадей резко
произнес:
— Но как могла подобная мысль прийти в голову Бартона? Что
ни говори, а миссис Бартон все-таки покончила с собой.
Инспектор Кемп невозмутимо посмотрел на него.
— Мистер Бартон так не думал.
Вмешался министр-координатор:
— Но полиция подтвердила факт самоубийства. Иных
предположений даже не возникло. Инспектор спокойно произнес:
— Факты свидетельствовали в пользу самоубийства.
Доказательств, что ее смерть произошла по каким-то иным причинам, тогда не
существовало.
Он знал, что человек, занимающий положение
министра-координатора, сможет оценить смысл этого замечания. Сделавшись чуть
более официальным, Кемп сказал:
— Теперь вы позволите задать вам несколько вопросов, леди
Александра?
— Разумеется. — Она слегка повернула к нему голову.
— У вас не возникало подозрений, когда умерла миссис Бартон,
что это могло быть не самоубийство, а убийство?
— Разумеется, нет. Я была совершенно уверена, что произошло
самоубийство. Я и по-прежнему в этом уверена.
Кемп принял подачу. Он спросил:
— Леди Александра, вы не получали никаких анонимных писем в
прошлом году?
Ее спокойствие уступило место неподдельному изумлению.
— Анонимных писем? Нет.
— Вы уверены? Подобные письма весьма неприятны, и люди
обычно предпочитают о них не вспоминать, но в данном случае они могут быть
исключительно важны, поэтому хочу подчеркнуть, если вы все-таки получали
какие-то письма, мне было бы необходимо об этом узнать.
— Понимаю. Но уверяю вас, инспектор, ничего подобного я не
получала.
— Прекрасно. Вы сейчас сказали, что поведение мистера
Бартона летом выглядело странным. Почему?
Она на минуту задумалась.
— Хм, он был какой-то издерганный, нервный. Казалось, с
трудом понимает, что ему говорят. — Она посмотрела на мужа. — Тебя это не
поражало, Стефан?
— Да, все было именно так. Этот человек выглядел больным. Он
похудел.
— Вы не заметили, не изменилось ли его отношение к вам и
вашему мужу? Может быть, оно стало менее сердечным?
— Нет. Наоборот. Знаете, он купил дом рядом с нами и вроде
бы был очень нам благодарен за то, что мы для него делали — я имею в виду
знакомство с местными достопримечательностями и все такое прочее. Разумеется,
мы были очень довольны, что могли в этом отношении оказаться полезными ему и
Ирис Марло, этой очаровательной девочке.
— Леди Александра, миссис Бартон была вашей подругой?
— Нет, мы были не очень близки. — Она слегка улыбнулась. — В
основном она дружила со Стефаном. Она интересовалась политикой, и он помогал…
как бы сказать, расшить ее политический кругозор…Это доставляло ему
удовольствие. Вам известно, она была очаровательной, привлекательной женщиной.
«А ты, однако, очень умна, — подумал главный инспектор Кемп,
по достоинству оценив ее сообразительность. — Интересно, много ли ей известно
об этой парочке — чертовски хотелось бы знать». Он продолжал.
— Мистер Бартон никогда не высказывал вам лично соображения,
что его жена не покончила с собой? Никогда. Поэтому-то я и была сейчас так
удивлена. А мисс Марло? Она тоже никогда не говорила о смерти своей сестры?
— Нет.
— А что заставило Джорджа Бартона купить загородный дом? Не
вы ли или ваш муж подали ему эту идею?
— Нет. Для нас это было совершенно неожиданным.
— И его отношение к вам всегда оставалось дружеским?
— Весьма.
— Теперь, леди Александра, что вы знаете про мистера Антони
Брауна?
— Совершенно ничего. Я случайно с ним встретилась, вот и
все.
— А вы, мистер Фаррадей?
— Знаю о Брауне еще меньше, чем моя жена. Она, по крайней
мере, с ним танцевала. Довольно милый парень — американец, по-моему.
— Вы не замечали, не имел ли он интимных отношений с миссис
Бартон?
— На этот счет мне абсолютно ничего не известно, инспектор.
— Я просто интересуюсь вашими впечатлениями, мистер
Фаррадей.
Стефан нахмурился.
— Они были довольно дружны — вот и все, что я могу сказать.
— А вы, леди Александра?
— Вы хотите знать мое мнение, инспектор?
— Да, ваше мнение.
— Ну что ж, раз это так важно. У меня сложилось впечатление,
что они хорошо знали друг друга. И имели интимные отношения. Понимаете, это
было видно по тому, как они глядели друг на друга. Но конкретных доказательств
у меня нет.
— Дамы часто имеют на этот счет правильные суждения, сказал
Кемп. — Теперь, леди Александра, что вы скажете о мисс Лессинг?
