— И вы правильно поступили, придя к нам, — похвалил ее Кемп.
— Ну что ж, большое вам спасибо, мисс
Вест. Вы раскрыли одну тайну — тайну лишнего стула. Кстати,
вы только что сказали… «некто»… а потом «мистер Бартон». Почему?
— Потому что сперва мне почудилось, что это не мистер
Бартон. У него был другой голое.
— Голос был мужским?
— Да. Мне так показалось… по крайней мере… он был довольно
хриплый, словно простуженный.
— И он больше ничего не сказал?
— Нет.
Кемп задал ей еще несколько малозначительных вопросов.
Когда она ушла, он заметил сержанту:
— Так вот каков знаменитый план Джорджа Бартона. Теперь
понятно, почему, по общему свидетельству, он после кабаре не мог отвести
взгляда от пустого стула и был таким странным и растерянным. Фокус не удался.
— Вы не думаете, что это он отменил свое распоряжение?
— Все что угодно, но только не это. И я совсем не уверен,
что это был мужской голос. Охрипший голос в телефоне делается неузнаваемым. Ну
что ж, продолжим. Пригласи мистера Фаррадея, если он здесь.
9
Внешне холодный и невозмутимый, но полный душевного смятения,
Стефан Фаррадей переступил порог Скот-ланд Ярда. Невыносимая тяжесть сдавливала
сознание. Утром, казалось, все встало на свои места. Для чего инспектору Кемпу
понадобилось, да еще так многозначительно, приглашать его сюда? Он что-нибудь
знает или подозревает? Если да, то это самые неопределенные подозрения. Голову
терять не следует, чтобы не проболтаться.
Без Сандры он чувствовал странную пустоту и одиночество.
Казалось, когда они вдвоем встречались с опасностью, угроза становилась
вполовину меньше. Вместе они становились сильными, храбрыми, могущественными.
Один он ничто, меньше чем ничто. А Сандра — чувствует ли она то же самое? Сидит
сейчас дома молчаливая, сдержанная, гордая, полная внутреннего смятения.
Инспектор Кемп принял его доброжелательно, но мрачно. За
столом сидел человек в полицейской форме с карандашом и блокнотом. Попросив
Стефана присесть, Кемп заговорил строгим, деловым голосом:
— Мистер Фаррадей, я намереваюсь взять у вас показание. Это
показание будет записано, и прежде чем уйти, вы его прочтете и подпишете. В то
же время должен вам сказать, что вы вольны отказаться давать показания и
можете, если желаете, потребовать присутствия вашего адвоката.
У Стефана душа ушла в пятки, но он не выдал своего смущения.
Заставил себя холодно улыбнуться.
— Вы меня пугаете, главный инспектор.
— Мы хотим, чтобы вы все ясно поняли, мистер Фар радей.
— Любое мое слово может быть обращено против меня, не так
ли?
— Мы не придираемся к словам. Но ваши показания окажут нам
существенную помощь.
Стефан тихо сказал:
— Понятно, инспектор, только в толк не возьму, зачем вам
потребовались от меня какие-то дополнительные показания. Вы слышали все, что я
сегодня утром сказал.
— Это была неофициальная беседа, необходимая, чтобы наметить
исходную позицию. И кроме того, мистер Фаррадей, есть некоторые факты, о
которых, как я себе представляю, вы предпочли бы поговорить со мной здесь. Вы
можете не сомневаться в нашей порядочности и квалификации суда, вопросы, не
имеющие к делу прямого отношения, не подлежат разглашению. Надеюсь, вы
понимаете, куда я клоню?
— Боюсь, что нет.
Главный инспектор вздохнул.
— Ну что ж. У вас были весьма интимные отношения с покойной
миссис Розмари Бартон…
Стефан перебил его:
— Кто это сказал?
Кемп подался вперед и взял со стола отпечатанный на машинке
документ.
— Вот копия письма, найденная среди вещей покойной миссис
Бартон. Оригинал находится в деле и был нам вручен мисс Ирис Марло, которая
опознала почерк сестры.
Стефан прочел:
«Леопард, дорогой…»
Волна слабости охватила его. Он услышал голос Розмари… просящий…
умоляющий… Неужели прошлое не умирает и может восстать из могилы?
Он взял себя в руки и взглянул на Кемпа.
— Вы, вероятно, правы, полагая, что миссис Бартон написала
это письмо — но здесь нет никаких указаний, что оно адресовано мне.
— Значит, вы отрицаете, что арендовали квартиру в доме
двадцать один на Мелланд Меншенс Ирл Корт?
Так им это известно? Интересно, когда они об этом пронюхали?
Он пожал плечами.
— Вы, кажется, очень хорошо осведомлены. Можно спросить, с
какой стати мои личные дела выставляются на всеобщее обозрение?
— О них никто не узнает, если не будет подтверждено, что они
имеют отношение к смерти Джорджа Бартона.
— Понятно. Вы предполагаете, что я сперва обесчестил его
жену, а потом убил и его?
— Послушайте, мистер Фаррадей, буду с вами откровенен. Вы и
миссис Бартон были очень близкими друзьями, вы расстались по вашему, но не ее
желанию. Она угрожала, как видно из письма, различными неприятностями. И умерла
весьма своевременно.
— Она покончила с собой. Замечу, вероятно, в какой-то мере я
виноват. Я могу терзаться угрызениями совести, но преступления я не совершал.
— Возможно, это было самоубийство, возможно, и нет. Джордж
Бартон думал, что нет. Он начал расследование — и он умер. Последовательность
событий довольно красноречива.
— Не понимаю, почему вы стараетесь очернить меня.
— Вы согласны, что смерть миссис Бартон произошла в очень
подходящий для вас момент? Скандал, мистер Фаррадей, положил бы конец вашей
карьере.
— Не было бы никакого скандала. Миссис Бартон была
достаточно для этого разумна.
— Интересно! Вашей жене известна эта история, мистер
Фаррадей?
— Разумеется, нет.
— Вы совершенно в этом уверены?
— Да. Моя жена не представляла, что между мной и миссис
Бартон может быть нечто иное, чем дружеские отношения. Надеюсь, она никогда в
этом не разуверится.
— Ваша жена ревнивая женщина, мистер Фаррадей?
— Нисколько. Она никогда не выказывала по отношению ко мне
никакой ревности. Она слишком умна.
