— Ничего такого я не ощутила! Совершенно не ощутила. Просто
я хотела сказать, что ненавижу похороны.
Антони вздохнул.
— Разумеется, — сказал он, — я, должно быть, схожу с ума.
12
Трое мужчин сидели за маленьким круглым мраморным столиком.
Полковник Рейс и главный инспектор Кемп пили темный,
насыщенный ароматом чай. Антони потягивал из изящной чашечки сваренный на
английский манер кофе. Подобная мысль принадлежала не Антони, но он вынужден
был ее принять, чтобы его допустили к совещанию в качестве полноправного
партнера.
Главный инспектор Кемп, скрупулезно проверив документы
Антони, согласился говорить с ним на равных.
— Если бы вы спросили меня, — сказал главный инспектор,
бросая несколько кусочков сахара в темную жидкость и тщательно их размешивая, —
я бы ответил: этому делу не суждено стать предметом судебного разбирательства.
Мы не сможем докопаться до истины.
— Думаете, нет? — спросил Рейс.
Кемп покачал головой и задумчиво отхлебнул.
— Преступление было бы раскрыто, если б мы выяснили, кто из
этой пятерки покупал или хранил цианид. Но мне этого сделать не удалось.
Типичный случай, когда преступник известен, а доказательства отсутствуют.
— Так вам известен преступник? — с интересом спросил Антони.
— Гм, совершенно в этом убежден. Это леди Александра
Фаррадей.
— Вы в этом убеждены, — сказал Рейс. — Почему?
— Извольте. Я бы назвал ее безумно ревнивой. И к тому же
сумасбродной. Как эта самая королева Элеонора какая-то, которая проникла в
опочивальню прекрасной Роземунды и предложила ей на выбор: кинжал или чашу,
наполненную ядом.
— Но в нашем случае, — заметил Антони, — у прекрасной
Розмари не было выбора.
Главный инспектор Кемп продолжал.
— Какой-то неизвестный выводит мистера Бартона из
равновесия. Тот становится подозрительным и, надо сказать, у него для этого
достаточно оснований. Не пожелай он следить за Фаррадеями, он никогда бы не
стал покупать загородный дом. Она его быстро раскусила — ей помогли в этом
бесконечные разговоры о банкете и настойчивые просьбы, чтобы они там
присутствовали. Она не из тех людей, которые ждут и наблюдают. Ее сумасбродная
натура проявляет себя, она с ним расправляется! Вы можете сказать, что все эти
рассуждения построены на особенностях ее человеческих качеств. Но я скажу, что
единственным лицом, у которого была возможность подбросить что-то в бокал
мистера Бартона как раз перед тем, как тот его выпил, была дама, сидящая справа
от него.
— И никто не заметил, как она это сделала? — спросил Антони.
— Именно. Они могли бы заметить — но не заметили. Допустим,
если вам угодно, она довольно ловка.
— Форменный фокусник.
Рейс кашлянул. Он достал трубку и начал ее набивать.
— Только одно возражение. Предположим, леди Александра
сумасбродна, ревнива и страстно влюблена в своего мужа, предположим, она не
остановится перед убийством, но считаете ли вы ее способной подложить порочащие
улики в сумочку девушки? Девушки совершенно невинной, доброй, не причинившей ей
ни малейшего вреда?
Инспектор Кемп смущенно заерзал на стуле и тупо уставился в
чашечку с чаем.
— Женщины не играют в крикет, — сказал он, — это вы имеете в
виду.
— В действительности многие из них играют, — улыбнулся Рейс.
— Но мне приятно видеть ваше смущение.
Кемп не стал вдаваться в полемику и с покровительственным
видом повернулся к Антони.
— Кстати, мистер Браун (я по-прежнему буду вас так называть,
если вы не возражаете), мне хочется от души поблагодарить вас за то, что вы, не
откладывая в долгий ящик, привели к нам Ирис Марло и заставили рассказать эту
самую ее историю… Думаю, мы сняли с ее души камень — она ушла домой совершенно
счастливая.
— После похорон, — сказал Антони, — надеюсь, она ненадолго
уедет за город. Мирная и тихая жизнь и при этом отсутствие тетушки Люциллы с ее
непрекращающейся болтовней помогут ей восстановить силы.
— Язык у тети Люциллы работает с полной нагрузкой, — сказал,
усмехнувшись, Рейс.
— Могу это подтвердить, — отозвался Кемп. — К счастью, не
было необходимости записывать ее показания. Не то бедного секретаря отправили
бы в больницу с вывихнутой рукой.
— Ну что ж, — сказал Антони, — смею заметить, инспектор, вы
правы, заявив, что данное дело никогда не появится в суде, но это крайне
неудовлетворительный итог… И еще одна вещь нам неизвестна: кто же написал
Джорджу Бартону письма, сообщавшие об убийстве жены? У нас на этот счет нет ни
малейших предположений.
— А вы по-прежнему настаиваете на ваших подозрениях, Браун?
— спросил Рейс.
— Руфь Лессинг? Да-, склонен считать ее наиболее вероятным
кандидатом. По вашему утверждению, она призналась в любви к Джорджу. Что ни
говорите, Розмари была ей ненавистна. И вдруг она увидела благоприятную
возможность избавиться от Розмари, при этом она была полностью убеждена, что,
устранив с дороги Розмари, она без помех сможет выйти замуж за Джорджа.
— Согласен, — сказал Рейс. — Допускаю, спокойствие и
деловитость Руфи Лессинг — качества, необходимые для того, чтобы задумать и
осуществить убийство, к тому же она лишена жалости — продукта чересчур
развитого воображения. Да, в отношении первого убийства я с вами согласен. Но
совершенно не понимаю, зачем она осуществила второе. Не могу понять, с какой
стати ей отравлять человека, которого она любит и за которого хочет выйти
замуж! И еще одно возражение: почему она держала язык за зубами, когда увидела,
что Ирис бросила пакет из-под цианида под стол?
— Возможно, она этого не видела, — нерешительно предположил
Антони.
— Полностью уверен, что видела, — сказал Рейс. — Когда я ее
допрашивал, у меня сложилось впечатление, что она чего-то недоговаривает. Да и сама
Ирис Марло думала, что Руфь все видела.
— Продолжайте, полковник, — сказал Кемп. — Выкладывайте ваши
мысли. Я полагаю, вам есть что рассказать?
— К сожалению, нет. Дело яснее ясного. Всякое соображение
порождает новые возражения.
Рейс задумчиво перевел взгляд с лица Кемпа на лицо Антони и
на нем задержался. Брови Антони поползли вверх.
— Не хотите ли вы сказать, что считаете меня главным
преступником?
Рейс медленно покачал головой.
