– Откуда вы знаете такие подробности? – удивилась
я. – Ведь размер зарплаты – это коммерческая тайна.
Дина на секунду остановилась и всплеснула руками:
– Тю-ю-ю! Какая там тайна! Да в детском клубе няни
обсуждают все: сколько хозяева платят, что едят на завтрак и спят ли в одной
кровати. От нас ничего не скроешь!
Я решила воспользоваться шпионскими сведениями:
– Значит, шофер Лисовика недоволен своей зарплатой?
– Еще бы! Он недавно просил хозяина прибавить оклад,
тот отказал, думаю, Сережка уже подыскивает себе другое место. У него жена
болеет, чуть ли не при смерти лежит, операция стоит безумных денег, они ведь из
глубинки приехали, у них нет московской регистрации. Так что у парня
безвыходная ситуация.
Ну, точно, все сходится! Водителю срочно понадобились
деньги, и он не придумал ничего лучше, как шантажировать обитателей дома:
сначала Сильвию, потом хозяина. С Лисовиком Сергей что-то не рассчитал, шантаж
закончился смертью, и шоферюга ударился в бега, предварительно обчистив сейф.
Я внутренне ликовала: ура, я на пути к спасению! Скоро я
найду противоядие, и моя жизнь будет вне опасности! Единственное, что меня
смущало, – за разговорами я не заметила, какой дорогой Дина провела меня к
воротам поселка. Миновав охрану, мы вышли к остановке общественного транспорта.
Глава 10
Оказалось, что автобус до Москвы ходит раз в час, по
расписанию. Маршрутки бегали чаще, но влезть в них было проблематично. На
остановке скопилась небольшая толпа: мы с Диной, бабка с кошелкой, из которой
выглядывала голова петуха, две школьницы и пьяный мужик. Мужик по очереди
подходил к каждой даме и, длинно извиняясь, спрашивал, который сейчас час и
день недели. Петух время от времени сипло кукарекал.
В очередной маршрутке в сторону Москвы нашлось лишь одно
свободное место, его заняла Дина, отпихнув локтем бабку с кошелкой. Петух издал
возмущенный возглас, но повариха на него прикрикнула:
– Молчи, дичь!
Я плюнула на общественный транспорт и принялась ловить
частника. Роскошные иномарки пролетали мимо, на мою поднятую руку отреагировала
только «девятка». Под слоем грязи угадывался красный цвет. У машины было помято
правое крыло и заклеена скотчем фара, но я решила засунуть снобизм подальше.
– Сколько до «Курской»? – спросила я, наклонившись
к открытому окну.
– Три тысячи, – отозвался водитель, не вытащив
сигарету изо рта.
Три тысячи рублей! Цена показалась мне грабительской. На эти
деньги можно купить три вполне приличных свитера, даже четыре, если попасть на
распродажу! Но, во-первых, я стояла на Рублевке, где по определению ничего не
может быть дешево. А во-вторых, часы отсчитывали секунды моей жизни, и
промедление было в буквальном смысле смерти подобно.
– Согласна, – я плюхнулась на переднее
сиденье. – Только быстрее, пожалуйста!
Второй раз водителю не надо было повторять. Мужчина щелчком
выбросил сигарету в окошко и рванул с места так, что меня вдавило в кресло.
Помимо сигаретного дыма, в салоне присутствовали и другие
запахи. Пахло чесночной колбасой и немытым телом. Я скосила глаза на водителя:
от сорока до пятидесяти лет, субтильного телосложения, не брился пару дней,
сальная башка всклокочена, из уха торчит клок волос. Одет в несвежую рубашку с
коротким рукавом и джинсы. Обручального кольца на правой руке не наблюдается,
но и без того ясно, что он не женат.
Мужик неожиданно спросил:
– За кого на выборах будете голосовать?
Я опешила. Какие выборы? Президентские вроде еще не скоро,
про другие я ничего не слышала. Вообще я политикой не интересуюсь и на выборы
не хожу. К чему участвовать в балагане, если результаты заранее известны?
– Ни за кого, – буркнула я, всем своим видом
показывая, что не желаю поддерживать эту тему.
Однако водитель ничуть не смутился:
– А я – за Козлокрадова, знаете такого?
Я поразилась, до чего же у человека неудачная фамилия для
политической карьеры, и отозвалась я еще более неприветливо:
– Впервые слышу.
– Коммуняк не люблю, – проникновенно сказал
мужик. – Дерьмократы тоже гады. А Козлокрадов – это сила!
Я молчала, надеясь, что без поддержки болтовня водителя
сойдет на нет. Однако выступающему не требовались реплики из зала. Он тараторил
без умолку, потому что знал КАК. Как увеличить ВВП в десять раз. Как бороться с
нелегальной иммиграцией. Как спасти нравственность подрастающего поколения.
Мужик был в ударе, брызгал слюной и сыпал экономическими терминами – инфляция,
стагнация, кумулятивный эффект…
Я отключилась и смотрела сквозь грязное стекло на
проплывающие мимо дома.
– Я тут недавно Солженицына перечитал, – вернул
меня к действительности собеседник, – «Как нам обустроить Россию». Так там
была замечательная мысль…
Не переставая болтать, он засунул палец в нос и принялся там
самозабвенно ковырять. Я почувствовала острое желание ударить его по голове.
В конце я все-таки не выдержала. Когда мы приехали к
Курскому вокзалу, я вытащила кошелек, чтобы расплатиться. Зажав в руке купюры,
я сказала:
– У меня есть отличная идея, как вам, лично вам внести
свой вклад в обустройство России.
– И какая же? – отозвался водитель, не отрывая
взгляда от денег.
– Вымойте машину. И приведите себя в божеский вид.
Его ошарашенное лицо стало мне наградой за все мучения.
В офис агентства «Прайм домашний персонал» я влетела за пять
минут до конца рабочего дня. Менеджеров уже как ветром сдуло. Перед дверью с
табличкой «Дмитрий Михайлович Солодкий, генеральный директор» сидела секретарша
и красила губы.
– Директор на месте? – спросила я.
Блондинка удовлетворенно оглядела себя в зеркальце, положила
губную помаду в косметичку, смачно защелкнула замок-«поцелуйчик» и только потом
ответила:
– На сегодня прием окончен, приходите завтра.
– Я по личному делу, – быстро сориентировалась я. –
Я располагаю конфиденциальной информацией относительно супруги господина
Солодкого.
Секретарша насторожилась:
– Дмитрий Михайлович не женат.
– Это вы так думаете, – загадочно проговорила я и
рванула к двери.
Девица впала в такой ступор, что даже не пыталась меня
остановить.
Дмитрий Михайлович Солодкий оказался полным мужчиной лет
сорока. Его седые волосы были коротко подстрижены и торчали «ежиком». Большие
круглые глаза, мясистый подбородок и пухлые губы – абсолютная противоположность
тому, что мне нравится в мужчинах.
