Туман развеялся, и перед ними открылась панорама, которая простиралась на сотни километров вокруг. Ниргал успел разглядеть дорогу, ведущую к сияющим ледяным стенам в устье современного Южного каньона, – спустя миг облака снова сомкнулись и мягко укутали все в мутную, текучую белизну. Ниргал подумал, что они словно очутились в эпицентре метели со снежинками столь крошечными, что те смело бросали вызов гравитации и никогда не падали на землю.
Надя ненавидела такие моменты, вне зависимости от того, насколько краткими они были, поэтому днем они продолжали прятаться. Они выглядывали из окон убежища и таращились на облака, которые порой ловили ослепительный отсвет ледяных глыб. Солнечные лучи прорезали в облаках бреши, озаряя гигантские хребты и величественные утесы. Однажды они даже видели «белую мглу», когда все тени исчезли в чисто-белом мире, где невозможно было различить и линию горизонта.
Иногда гало отбрасывало на пейзаж блеклые пастельные кривые, а один раз солнце пробило тучи, висящие низко над землей. Вот тогда-то местность и засияла, как ограненный бриллиант. Но вскоре картина слегка изменилась и стала напоминать пестрое лоскутное одеяло, а на некоторых участках появились неровные проплешины. Они так и мелькали в неустанно дующем ветре, а Рэндольф смеялся. Он не прекращал восхищаться ледяными цветами. Они разрослись до размеров кустарников и были утыканы шипами и кружевными веерами, врастающими друг в дружку по краям. Когда их плотный ковер закрывал собой землю, марсоход ехал прямо по ним и давил сотнями потрескивающие прозрачные лепестки. После таких дней долгие темные ночи служили отдохновением.
Время тянулось медленно. Ниргалу нравилось путешествовать с Артом и Надей, у них обоих был ровный нрав, и они практически всегда пребывали в хорошем настроении. Арту исполнился пятьдесят один, Наде – сто двадцать, а Ниргалу – двенадцать, что равнялось примерно двадцати пяти земным годам. Но расхождения в возрасте не имели для них никакого значения, и они вели себя друг с другом на равных. Ниргал мог спорить с ними, но они никогда не смеялись над младшим и не фыркали, даже когда слышали самые противоречивые его реплики.
В принципе, их идеи неплохо комбинировались между собой. В марсианском политическом плане они оказались ярыми сторонниками зеленой ассимиляции, по словам Нади, настоящими бунианцами. И у них был схожий темперамент, чего Ниргал никогда раньше ни с кем не чувствовал, ни с семьей в Гамете, ни с друзьями в Сабиси.
Они разговаривали ночь за ночью и отдыхали в некоторых убежищах юга, знакомя Арта с людьми и поднимая вопрос о собрании или конгрессе. Они свозили Арта в Богданов Вишняк и вновь поразили его воображение исполинским комплексом, встроенным в мохол. Круглые глаза Арта были столь же красноречивы, как и его прерывистая речь. Арт всколыхнул в Ниргале череду воспоминаний, когда он впервые приехал сюда с Койотом и тоже был поражен этим зрелищем до глубины души.
Богдановисты были заинтересованы в собрании, но Михаил Янгель – единственный из выживших в 61 году единомышленников Аркадия – спросил Арта о долгосрочных целях мероприятия.
– Снова занять поверхность.
– Понятно! – воскликнул Михаил. – Я уверен, что вы сможете рассчитывать на поддержку наших ребят, хотя многие боятся даже заговаривать об этом.
– Мы делаем успехи, – сказала Надя, когда они отправились дальше на север. – Если богдановисты поддержат собрание, оно состоится с большой долей вероятности. Многие из подземных убежищ либо принадлежат богдановистам, либо находятся под их сильным влиянием, – добавила она и посмотрела на Арта.
После Вишняка они посетили укрытия вокруг кратера Холмс, известные как «индустриальное сердце» подполья. Эти колонии тоже состояли преимущественно из богдановистов, между которыми была очень незначительная разница в социальном положении – на это повлияли ранние марсианские философы (заключенный Шнеллинг, Хироко, Марина и Джон Бун). Франкоязычные утописты в Прометее. С другой стороны они строили свои поселения, основываясь на разнообразных литературных источниках: от Руссо и Фурье до Фуко и «Золотой ветви» – тонкости, не известные Ниргалу по время его первого визита сюда.
Сейчас они увлекались культурой полинезийцев, недавно прибывших на Марс: их просторные теплые залы украшали пальмы, лианы и мелкие водоемы. Арт заметил, что убежище смахивает на Таити, а не на Париж.
В Прометее к ним присоединилась и Джеки Бун, которую оставили там ее путешествующие друзья. Сперва она хотела поехать в Гамету, но затем предпочла отправиться дальше с Надей, которая была не прочь забрать ее с собой.
Теперь их компания стала больше, но окрепшая дружба между Надей, Артом и Ниргалом куда-то улетучилась. Ниргал и Джеки расстались в Сабиси, когда их отношения зависли в обычном неопределенном состоянии. Ниргалу не нравилось, что атмосфера в марсоходе переменилась, а вот Арт не выказывал неудовольствия. Он был очень взволнован, увидев Джеки во плоти. Она оказалась выше его и крупнее Ниргала. Арт рассматривал ее, как ему казалось, украдкой, но они все замечали его взгляды, включая, разумеется, и Джеки. Надя закатывала глаза, и они с Джеки ссорились по пустякам, будто сестры.
Однажды, после того как в одном из убежищ Нади разыгралась очередная склока, Арт прошептал Ниргалу:
– Она прямо как Майя! Как считаешь? Голос, манеры…
Ниргал рассмеялся.
– Скажи ей это, и она тебя убьет.
– Угу, – промычал Арт и покосился на Ниргала: – А вы двое все еще?..
Ниргал пожал плечами. В некотором смысле вопрос был очень интересен: он часто откровенничал с Артом о своих взаимоотношениях с Джеки, и тот знал все подробности их «романа». Сама же Джеки, вероятно, планировала заняться Артом, добавив его в коллекцию своих миньонов, как она по обыкновению поступала с мужчинами, которые ей приглянулись или которых она считала важными. «Пока она не поняла еще, насколько важен Арт, но вскоре примется за дело, – думал Ниргал. – И что тогда он станет делать?»
В общем, их путешествие уже не было прежним. Джеки преобразила все на свой лад. Она яростно спорила с Ниргалом и Надей и небрежно обхаживала Арта, очаровывая его и одновременно пытаясь составить о нем представление, словно он был объектом исследования. Она то стягивала с себя рубашку, чтобы обмыться губкой в убежище Нади, то клала ладонь на руку Арта, когда задавала вопросы о Земле, то вообще полностью его игнорировала и замыкалась в собственных мыслях.
Это было все равно, что жить в марсоходе с большой кошкой, пантерой, которая может мурлыкать у тебя на коленях или гонять тебя по отсеку, а может и свернуться в уголке с идеальной нервной грацией. Такова была Джеки. И ее смех звенел в воздухе, когда Арт или Надя что-то говорили, а ее красота и страстный энтузиазм в обсуждении Марса околдовывали Ниргала.
Когда Джеки узнала, что они собираются предпринять, то сразу одобрила их затею насчет подполья. Естественно, жизнь бурлила вокруг нее. И Арт, хоть и таращился на нее во все глаза, когда она купалась, хитро ухмылялся, наслаждаясь ее вниманием, когда они говорили про подполье. А однажды Ниргал увидел, как Арт смотрит на Надю, и оторопел…
