– Некоторые из моих преподавателей на Терре оказались суфиями, – объяснил он Ниргалу, Наде и Джеки. – Они были значительной частью того, что называют Персидским Ренессансом.
– И что ты процитировал? – спросил Ниргал.
– Это фарси, поэма Джалаладдина Руми, Мастера крутящихся дервишей. Никогда толком не помнил английский перевод, – сказал Арт и начал говорить нараспев:
– Я камнем умер и растением восстал,
Растеньем умер, диким зверем стал,
И, зверем умерев, теперь я человек,
Зачем же мне скорбеть, что мой недолог век…
Он вздохнул.
– Дальше я не помню. Но некоторые из моих учителей были прекрасными инженерами.
– Жаль, что их нет на Марсе, – заметила Надя, бросив взгляд на тех, с кем обсуждала купола над каньоном.
Суфии проявили энтузиазм, услышав идею о конгрессе подполья. Они подчеркнули, что их религия синкретична – она вобрала элементы не только от разных типов ислама, но также от старых азиатских религий, которые предшествовали этому вероисповеданию. Не забывали они и о новых веяниях, например о Бахаи. Но суфии не только рассказывали о себе – они внесли дельное предложение в идею конгресса. Они заявили, что подпольщикам нужно нечто гибкое, основанное на коммуникации. Их концепция дара уже повлияла на подполье, и некоторые суфийские теоретики работали с Владом и Мариной над деталями эко-экономики.
После этого гости и хозяева подошли к окну во всю стену и принялись ждать позднего зимнего рассвета. Суровый каньон лежал прямо на востоке, небо было еще темным. Внезапно Ду нарушил паузу и заговорил. Его, как и других, зацепила идея об общей встрече подпольщиков.
– Вам нужно поскорее встретиться с бедуинами и другими арабами, – произнес он. – Им не понравится, если они окажутся последними в вашем списке.
Фиолетовое небо на востоке посветлело, окрасившись в бледно-лиловый цвет. Противоположный край каньона был ниже, и они могли любоваться плато, которое раскинулось на востоке и доходило вплоть до пологой гряды холмов у горизонта. Суфии указали на расселину в холмах, где вставало солнце, и запели.
– В Элизии есть группа суфиев, – сказал Ду. – Они исследуют наши корни в митраизме и зороастризме. Ходят слухи, что на Марсе появились митраисты, поклоняющиеся солнцу, Ахура Мазда. Они считают солетту религиозным искусством, как витражные окна в соборах.
Когда небо приобрело ярко-розовый оттенок, суфии окружили гостей, мягко подтолкнули их еще ближе к окну и выстроили в определенной последовательности: Ниргала рядом с Джеки, Надю и Арта – позади.
– Сегодня вы наше витражное окно, – вымолвил Ду.
Чужие руки подняли запястье Ниргала: он коснулся ладонью пальцев Джеки и сжал их. Они быстро переглянулись и уставились на гряду холмов. Арт и Надя тоже держались за руки, свободные ладони они положили на плечи Ниргала и Джеки. Пение усилилось, хор голосов выводил слова на фарси, длинные и текучие гласные тянулись минутами, пока не смолкали. А когда солнце раскололо горизонт, над землей взорвался фонтан света. Он заструился в окно, затопив всю комнату, и они были вынуждены зажмуриться, так как на глазах у них выступили слезы.
Солетта и уплотняющаяся атмосфера действительно сыграли свою роль: солнце теперь казалось гораздо больше, чем раньше. Бронзовый диск мерцал в горизонтальной нарезке далеких инверсионных слоев. Джеки стиснула ладонь Ниргала, и он, повинуясь импульсу, оглянулся. Там, на белой противоположной стене, их тени сливались в темный весомый гобелен. Сам белый цвет при этом был невероятно ярок и едва-едва окрашен радужными цветами глории, окружающими людей.
Уезжая, они последовали совету суфиев и направились к мохолу Лайеля, расположенному на семидесятой широте. Здесь в караван-сараях жили бедуины западного Египта, и Надя была знакома с одним из их лидеров. Они захотели его найти и начать с бедуинами переговоры.
Пока марсоход полз, Ниргал думал о суфиях и об их влиянии на подполье и «полусвет». Было важно помнить, что люди покинули поверхность по разным причинам. Они отбросили все прочь и рискнули своими жизнями, но поступили столь решительно ради самых разных целей. Некоторые надеялись основать абсолютно новые культуры, как в Зиготе, в Дорсе Бревиа или у богдановистов. Другие, как суфии, намеревались придерживаться старых традиций, которые подвергались критике в земном мировом порядке. Теперь эти части сопротивления рассеялись по южным взгорьям – все они были перемешаны и одновременно разделены. Ниргал не мог назвать причину, по которой они бы захотели объединиться. Многие принципиально держались подальше от «доминирующих видов» – транснационалов, Запада, Америки, капитализма, – словом, тоталитарных систем, основанных на силе. Централизованная система являлась фактором, от которого они стремились сбежать – и как можно дальше. Подобный расклад не сулил успеха планам Арта, и когда Ниргал высказал свои опасения, Надя тоже согласилась.
– Вы американец, а значит, представляете для нас проблему.
Арт смутился.
– Но Америка всегда была плавильным котлом цивилизаций, – миролюбиво добавила Надя. – Эмигранты приезжали в Америку отовсюду и могли стать гражданами страны. По крайней мере, теоретически. По-моему, мы можем извлечь из земной истории урок.
– Бун пришел к выводу, что марсианскую культуру нельзя придумать, грубо говоря, на коленке, – встряла Джеки. – Он считал, что это будет микс всего лучшего, что когда-либо существовало на Земле. Вот в чем заключается разница между бунианцами и богдановистами.
– Да, – произнесла Надя, нахмурившись, – но я полагаю, что они ошибаются. Конечно, мы не сумеем изобрести что-то, как выразилась Джеки, на коленке, но я не уверена, что культура Марса будет представлять собой микс из земных цивилизаций. Вдруг такая мешанина превратится в хаос и все развалится? Кто знает? А сейчас это вопрос сосуществования многих культур. Но если подобное возможно… – Она пожала плечами.
Проблемы, с которыми они могли столкнуться во время любого собрания, обрели плоть во время их визита в караван-сарай бедуинов. Те добывали полезные ископаемые в дальних районах юга между кратерами Дана и Лайеля, пещерами Сизифа и Серебристой Дорсой. Бедуины путешествовали в мобильных шахтерских установках в стиле, отточенном на Большом Уступе, а позднее ставшим для них традиционным. В общем, они просто собирали поверхностные отложения и двигались дальше. Караван-сарай оказался маленьким куполом, раскинутым в пустыне, словно оазис. Такие купола использовались в чрезвычайных ситуациях, или же когда люди хотели размяться на открытом пространстве.
Никто не мог составить большего контраста изысканным суфиям, чем бедуины. Замкнутые, не склонные к сантиментам арабы, преимущественно мужчины, носили современные скафандры. Когда путешественники прибыли, шахтерский караван собирался уезжать. А когда они услышали, что собираются обсуждать вновь прибывшие, то заявили, что во всем должна разбираться их предводительница.
– Очередные бунианцы! Мы не хотим иметь с вами ничего общего.
