– Иерархия – естественное положение вещей, – возразил Зейк. – Ее нельзя избежать.
– Сказано арабом, – прокомментировала Ариадна. – Но здесь у нас не естественное положение вещей, а марсианское. И там, где иерархия ведет к подавлению, она должна быть упразднена.
– Иерархия благонамеренных, – буркнул Зейк.
– Или главенство равенства и свободы.
– Силой, если потребуется.
– Да!
– Насильственная свобода! – Зейк с отвращением махнул рукой.
Арт вкатил на подиум тележку с напитками.
– Может, нам стоит сконцентрироваться на реальных правах? – предложил он. – Изучить земные декларации прав человека и прикинуть, можно ли адаптировать их на Марсе.
Надя покинула павильон, чтобы посетить другие мероприятия. Использование земли, закон о собственности, уголовное право, вопрос наследования… Швейцарцы разбили вопрос о правительстве на поразительное количество подкатегорий. Анархисты чувствовали раздражение, и в первую очередь – Михаил (который уже сбежал с предыдущего семинара).
– Нам действительно нужно заниматься ерундой? – восклицал он. – Говорю вам, ничем из этого нельзя владеть!
Надя ожидала, что Койот будет среди тех, кто оспорит мнение Михаила, и затаила дыхание.
– Мы должны утвердить все это! – заявил Койот. – Даже если вы не хотите ничем владеть или хотите владеть минимумом, вы должны обосновать программы пункт за пунктом. Кроме того, минималисты стремятся к сохранению такой экономической и полицейской системы, которая даст им привилегии. Вот она – борьба за свободу личности для вас, анархистов, которые мечтают, чтобы копы охраняли их от собственных рабов! Нет! Если вам нужен минимум собственности во владении, то аргументируйте все от начала и до конца.
– А как же быть с законом о наследовании? – взвился Михаил.
– Почему бы и нет? Это критичный вопрос! Я утверждаю, что наследства не должно быть вообще, за исключением некоторых личных вещей, например. А все остальное должно вернуться Марсу как часть дара, верно?
– Все остальное? – переспросил Влад. – А из чего оно точно состоит? Никто не будет владеть землей, водой, воздухом, инфраструктурой, генными банками, базами данных… Что еще можно передавать по наследству?
Койот пожал плечами.
– Недвижимость? Банковский счет? А разве у нас не будет денег? И разве люди не станут копить их, если смогут?
– Тебе надо посетить финансовый семинар, – посоветовала ему Марина. – Мы надеемся дать деньгам эквивалент в виде перекиси водорода и оценивать вещи в энергетических единицах.
– Но деньги будут существовать, верно?
– Да, но мы думаем над обратными процентами на сберегательных счетах. К примеру, если вы не пустите в оборот то, что заработали, это выпустят в атмосферу в виде азота. Ты удивишься, насколько сложно оставаться в плюсе при данной системе.
– Но если я пущу все в оборот?
– Тогда я с тобой соглашусь. После твоей смерти это должно вернуться к Марсу и быть использовано для общего блага.
Сакс, запинаясь, возразил, что такое решение противоречит биоэтической теории, согласно которой все существа, включая не только людей, но и животных, имеют сильное побуждение обеспечивать свое потомство. Это побуждение можно наблюдать и в природе, и в человеческих культурах, оно объясняет одновременно и эгоистическое, и альтруистическое поведение.
– Попробуйте поменять био… логичный… биологический… основание культуры… законом… Получите проблемы.
– Вероятно, должно быть минимальное право наследования, – сказал Койот. – Достаточное, чтобы удовлетворить животный инстинкт, но не достаточное, чтобы кормить обеспеченную элиту.
Марина и Влад, как по команде, принялись вбивать новые формулы в свои искины. Но Михаил, сидевший рядом с Надей и листающий программу мероприятий, недовольно скривился.
– Это и есть часть конституционного процесса? – пробормотал он, уставившись на буклет. – Районные кодексы, производство энергии, утилизация отходов, транспортная система, борьба с вредителями, законы о собственности, система жалоб, криминальное законодательство, арбитражный суд… законы в области здравоохранения?
Надя вздохнула.
– Полагаю, что да. Вспомни, как много работал Аркадий с архитектурой.
– Школьные расписания? Нет, я слышал о микрополитике! Что за глупости!
– Нанополитика, – произнес Арт.
– Нет, пикополитика! Фемтополитика!
Надя встала, чтобы помочь Арту развозить напитки к другим павильонам, где проходили семинары.
Арт неустанно бегал от одной встречи к другой. Он предлагал участникам чай, кофе или даже каву, слушал докладчиков максимум пару минут и двигался дальше. В день проводилось от восьми до десяти встреч, и Арт каким-то образом успевал побывать на всех. А вечером, когда делегаты отдыхали, развлекаясь или прогуливаясь по туннелям, Арт углублялся в работу. Ниргал присоединялся к нему. Они внимательно просматривали записи семинаров на умеренно быстрой перемотке (при этом участники щебетали, словно птицы) и замедляли их только, чтобы делать заметки или обговорить некоторые моменты. Вставая посреди ночи, чтобы сходить в туалет, Надя брела мимо затемненной гостиной, где они оба корпели над очередной статьей. Иногда она видела их заснувшими в креслах. Их расслабленные, с приоткрытыми ртами лица мерцали в свете транслируемых с экранов дебатов о некомпетентности полиции.
Но утром Арт вставал одновременно со швейцарцами и вновь готовился к бою. Сперва Надя пыталась поспевать за ним, но обнаружила, что встречи за завтраком очень многообещающи. Правда, иногда участники сидели за столами, потягивая кофе и уплетая фрукты и маффины. В такие моменты она таращились друг на друга, словно зомби. «Ты кто? – словно говорил их замутненный взгляд. – Что я тут делаю? Где мы? Почему я проснулся не в своей постели?»
Но могло быть и совершенно по-другому: порой по утрам люди приходили сюда выспавшиеся и бодрые после душа. Они залпом выпивали кофе или каву и горели поделиться с другими своими новыми, конечно же, гениальными идеями и мыслями. И они были готовы сражаться, чтобы добиться прогресса. Если и остальные пребывали в таком же состоянии, вопросы решались на лету.
Одно из обсуждений собственности прошло именно так, и целый час казалось, что они решили все проблемы согласования человека и общества, личных возможностей и общественного блага, эгоизма и альтруизма… Но в конце встречи их заметки выглядели столь же смутными и противоречивыми, как и те, что были сделаны накануне.
– Надо опять смотреть запись собрания целиком, чтобы сделать нормальный отчет, – посетовал Арт, тщетно пытаясь набросать конспект.
Так что большинство утренних встреч были не очень-то и успешны, а постепенно и вовсе превратились в затяжные споры. Однажды утром Надя видела как Антар, молодой араб, с которым Джеки развлекалась в их поездке, говорил Владу:
