В тот период, сталкиваясь, они не произносили ни единого слова – редкое поведение и для Джеки, и для Ниргала! Но именно таким образом они и признавали свою, можно сказать, обоюдную власть друг над другом.
Они оба общались с ровесниками и преподавателями, заводили новые знакомства, друзей и любовников. Иногда они неделями не виделись, но на некоем глубинном уровне (Ниргал печально качал головой, пытаясь объяснить свои переживания Арту) они «принадлежали друг другу».
Если одному из них нужно было найти реальное доказательство их связи, другой тут же азартно принимался за дело, и оба шли в этом до конца. Такое случилось всего лишь трижды за три года их пребывания в Сабиси.
Итак, Ниргал знал благодаря встречам с Джеки, что они оба связаны. Их объединяло детство в Зиготе и то, что произошло позже, но здесь крылось и нечто большее. Все, что они делали вместе, отличалось от их взаимоотношений с другими людьми и было гораздо сильнее.
Ни один из его знакомых не мог сравниться с Джеки по значимости или опасности. Ниргал обзавелся кучей друзей: сперва их было сто, а затем – пятьсот. И он никогда никому не отказывал. Он задавал вопросы, слушал и редко спал. Он посещал собрания пятидесяти различных политических организаций, соглашался со всеми, а ночи проводил в спорах, решая судьбу Марса и человеческой расы. С некоторыми людьми он ладил лучше, чем с другими. Он мог болтать с северянами и почувствовать мгновенную эмпатию – с нее-то и начиналась истинная дружба, которая могла длиться вечно. В основном так и происходило. Но иногда он бывал крайне поражен каким-либо поступком, абсолютно чуждым его пониманию, что опять напоминало Ниргалу, какое тесное и душное окружение было в Зиготе. И поэтому он все-таки оставался невинен, словно фея, выросшая в раковине галиотиса.
– Нет, меня сформировала не Зигота, – сказал он Арту, глядя ему за спину (Ниргал хотел убедиться, что Койот спит). – Ты не можешь выбирать свое детство, оно просто случается. Но, когда ты вырастаешь, у тебя появляется выбор. Я выбрал Сабиси. И он сформировал меня по-настоящему.
– Возможно, – пробормотал Арт, потирая подбородок. – Но детство – это не только прошлое, но и мнение, которое ты формируешь о нем. Поэтому-то мы порой и остаемся детьми.
Однажды на рассвете сливовый цвет неба на севере был подсвечен эффектными ребрами хребта Ахерона. Горы нависали надо всем, как монолитный Манхэттен, еще не разрезанный на отдельные небоскребы. Пестрая, искромсанная каньонами земля под ребрами казалась нарисованной.
– Сколько лишайников! – воскликнул Койот.
Сакс забрался на соседнее сиденье и приклеился носом к ветровому стеклу. Он проявлял такое воодушевление, какого они не видели с момента его спасения.
Под одним ребром Ахерона виднелась линия зеркальных окон, напоминающая бриллиантовое ожерелье, а на вершине гребня торчал длинный зеленый клок под эфемерным блеском купола.
– Похоже, там снова кто-то поселился! – заявил Койот.
Сакс кивнул.
– Интересно кто? – спросил Спенсер, смотревший им через плечо.
– Никто, – ответил Арт. Они уставились на него, и он продолжил: – Я слышал об этом во время вводных лекций в Шеффилде. Здесь реализован проект «Праксиса». Они перестроили все, что только можно, и наладили системы жизнеобеспечения. А теперь они ждут.
– Чего?
– Сакса Расселла. А еще – Танеева, Кол, Токареву… – Он посмотрел на Сакса и пожал плечами, словно извиняясь.
Сакс прокаркал что-то нечленораздельное.
– Эй! – всполошился Койот.
Сакс хорошенько прокашлялся, попробовал снова. Его рот округлился, и ужасный звук зародился в глубине его горла.
– О-о-о-о-о-о!..
Затем Сакс посмотрел на Ниргала, знаками давая понять, что именно Ниргал может быть «переводчиком».
– Почему? – сообразил Ниргал.
Сакс кивнул.
Ниргал почувствовал, что его щеки вспыхнули, а по позвоночнику пробежался прямо-таки электрический разряд острого облегчения. Он подскочил на месте и крепко обнял Сакса.
– Вы понимаете!
– А то, что находится на Ахероне, – просто своеобразный символический жест, – добавил Арт. – Это была идея Форта, человека, который основал «Праксис». Может, они вернутся, сказал он людям в Шеффилде. Не знаю, продумывал он детали или нет.
– Форт очень странный, – буркнул Койот, и Сакс снова кивнул.
– Верно, – подтвердил Арт. – Но мне бы хотелось, чтобы вы с ним встретились. Почему-то он напоминает мне Хироко, с которой я заочно знаком по вашим рассказам.
– А он в курсе, где мы находимся? – спросил Спенсер.
Сердце Ниргала забилось чаще, но Арт ничуть не смутился.
– Понятия не имею, но думаю, он кое-что подозревает. Он хочет, чтобы вы были здесь.
– Где он живет? – выпалил Ниргал.
– Не представляю. – Арт описал свою поездку к Форту. – Вероятно, где-то у Тихого океана. Но если бы я мог сообщить ему… – Он умолк и добавил: – Ну, может быть, позже.
Сакс смотрел через смотровое окно марсохода на горный хребет и на узкую линию освещенных окон, за которыми могли скрываться тихие стерильные лаборатории. Койот потянулся, положил ладонь ему на шею.
– Хочешь вернуться, да, дружище?
Сакс что-то невнятно прокаркал.
На пустой равнине Амазонии было несколько поселений. Они забрались в самую глушь, и марсоход стремительно катил на юг ночь за ночью.
Как всегда, они отсыпались днем в затемненном жилом отсеке. А поиск подходящих укрытий оставался насущной проблемой. На открытом пространстве их «булыжник» выделялся, словно валун, принесенный ледником, а Амазония представляла собой плоскую равнину. Они часто прятались в тени ближайшего кратера, который попадался им на пути. После завтрака Сакс часто упражнялся, выкашливая из горла непонятные слова. Он отчаянно старался научиться разговаривать заново, но терпел поражение. После этого Ниргал очень расстраивался – даже больше, чем, казалось, сам Сакс, который вроде бы не слишком страдал. А в те последние недели Ниргал и не пытался поговорить с Саймоном…
Койот и Спенсер радовались и столь малому прогрессу. Они часами задавали Саксу вопросы и прогоняли его по тестам, которые нашли в планшетах. Оба пытались понять, что именно случилось с их другом.
– Очевидно, афазия, – предположил Спенсер. – Боюсь, допрос спровоцировал инсульт. А некоторые инсульты приводят к нединамической афазии.
– А есть еще и динамическая?
– Да. При такой афазии пациент не может ни читать, ни писать, у него возникают сложности с речью и поиском нужного слова, однако он все это осознает.
Сакс тотчас кивнул.
– При другом типе афазии пациент может постоянно болтать, однако его речь совершенно бессмысленна.
