– Завтра?
– Да.
– У Фортецци.
– Да.
– Знаешь, где это?
– Да.
– Фортецца Басса, рядом с вокзалом.
– Да.
– В семь.
– Да.
– Тогда до завтра?
– Да.
– Ну все, – она тихонько засмеялась и подтолкнула его наружу. И уехала. А он стоял, глядя ей вслед, потом развернулся, пошел куда-то к дому, наверх, забрел на детскую площадку, где в этот час не было никого, кроме голубей, уселся на скамейку и сидел, ошалев от счастья.
Наутро, едва проснувшись, Гриша схватился за карту. Наспех позавтракал и бегом выбежал из дома – Виктория так и осталась стоять с раскрытым ртом, вместо ответа получив от него поцелуй в щеку и брошенное на ходу «потом, тетя Вик». Гриша бежал разыскивать Фортеццу. Торопливо понесся вниз, добежал до набережной, перебрался по мосту – не по какому-нибудь, а по самому Понте-Веккьо – прошагал насквозь весь центр с его знаменитыми соборами и площадями, не особенно разглядывая их, но подмечая про себя, до чего все статно и красиво, шел, плутая по брусчатым улицам, вчитываясь в названия, пробираясь мимо нерасторопных туристов, и наконец вышел к Фортецце. Это была старинная, как и все в этом городе, крепостная стена, а вокруг нее симпатичный сквер с фонтаном, скамейками, прудом и гуляющими у берега утками. Было людно. По-летнему шпарило солнце, и здесь загорали, читали газеты, устраивали перекус. Гриша тоже плюхнулся на траву вместе со всеми. Сейчас только он понял, что майка его была вся мокрая, а часы показывали, что путь от дома занял целых пятьдесят минут.
Здесь было на удивление тихо. Рев скутеров и гомон туристов – все осталось в стороне. И люди рядом с Гришей были тоже тихие, безмятежные. Он в очередной раз поразился тому, что здесь никто никуда не спешит. Хотя стоял полдень, разгар рабочего дня, не было похоже, чтобы кто-то из них торопился на работу. Они выглядели так, словно вообще не слышали такого слова, работа. Можно подумать, кто-то выдал им разрешение на то, чтобы не работать, а просто жить. Растянувшись на траве, Гриша тоже лежал, смотрел вокруг и ни о чем не думал. Его московская жизнь с тренировками, товарищами по учебе, родителями и той, которая считалась его девушкой, отодвинулась назад и как будто растаяла, размылась. Будущее тоже не вырисовывалось четко, но думать о нем сейчас не хотелось – и без того было хорошо. Он в Италии, и всего через несколько часов он увидит Марианну… От этой мысли становилось так горячо в груди, что он думал только об одном: пусть бы так было всегда и никогда не кончалось.
– Она была с тобой?
– А ты как думаешь?
– Была или нет?!
Глист насмешливо ухмыльнулся, и в ту же секунду Гришины руки вцепились в его пиджак и вмяли в стену его тощее тельце.
– Да успокойся ты!.. Ну ты наивный, честное слово. Ты что думаешь, такая женщина, как она, будет с тобой? Или со мной? Ей не нужны такие, как мы!
– Зачем тогда приезжал к ней в Милан?
– Поговорить.
– О чем? – Да так…
– О чем?! Ты угрожал ей?! Чего ты от нее хотел?!
– Чтобы она оставила в покое нашу семью.
Саша не зря ратовал за то, чтобы Гриша остановился у них. Самому ему не было до Гриши никакого дела, зато у Виктории жизнь обрела новый смысл и засияла новыми красками. Она приняла Гришу как сына. И пасла его, как пастух овечку. Сходу вручила ему листок со списком достопримечательностей, поделенный на графы «в первую очередь», «обязательно», «рекомендую», «если останется время», напротив каждого пункта оставила пустую клеточку, в которую следовало поставить галочку после посещения и таким образом вести отчет. Листок этот она прикрепила на дверь Гришиной комнаты, чтобы юный путешественник не сбился с пути и не забыл, ради чего приехал, а в первое же утро самолично повела его знакомиться с городом.
Гриша страдал. Боксерские ноги несли его в сто раз быстрее, чем шевелилась Виктория. Он забегал вперед, глазел по сторонам и подпрыгивал на месте, ожидая, пока она сделает двадцать шагов, оттирая пот с лица, жалуясь на жару и заставляя его, как маленького, надевать бейсболку – не то хватит удар. Еле-еле они добрели до конца улочки и вышли на площадь. Виктория плюхнулась за столик, чтобы отдышаться.
– Я закажу нам кофе, а ты пока осмотри местность.
Но Гриша оббежал площадь и окрестности быстрее, чем принесли кофе. Так они ходили до самого обеда. Виктория едва доносила себя до очередного пункта, усаживалась в тени какого-нибудь бара, заказывала кофе, а Гриша, как пес на цепи, наматывал круги вокруг, разглядывая все, что попадется на пути. Много раз он предлагал ей пойти домой, но Виктория была непреклонна – без нее он не сумеет осмотреть город как следует, в нужной последовательности и без свойственной туристам торопливости. Что-что, а торопиться Грише и впрямь не приходилось. С ней он все больше ждал, потел и изнывал от нетерпения. Мало-помалу они дошли до набережной, до моста Понте Веккьо, но не зашли на него, хотя Грише и хотелось, а свернули налево и поднялись к дворцу Питти – пункту номер четыре в списке Виктории. Там, на гранитной площади перед дворцом, приходили в себя после экскурсий и поглощали мороженое туристы всех мастей, но Грише и тут не повезло – Виктория не ела мороженого и не имела привычки сидеть на земле. Решили, что дворец он осмотрит потом, у нее на это не было сил, и пошли прямиком в сад Боболи. Виктория упала на ближайшую скамейку. Гришу она отправила изучать скульптуры, посетовав, что он не захватил с собой альбом и карандаши и не сможет сделать набросков. Пока она обмахивалась веером и глотала таблетки, Гриша несколько раз обошел весь сад и остановился не у скульптур, как должен был, а у пруда с фонтанчиком, из которого время от времени вспрыгивали в воздух крупные, с его ладонь, рыбины. Он засекал минуты и наблюдал за водой, пытаясь угадать, в каком месте появится очередная рыбина. Обедать пошли в помпезное заведение. Не то, чтобы Виктория хотела поразить его роскошью, просто в другие места она не ходила. Гриша был не настроен рассиживаться и с большим удовольствием проглотил бы кусок горячей пиццы, но с Викторией этот номер не прошел; заказали салаты, закуски и рыбу с гарниром, долго ждали, когда все подадут, и еще дольше все это ели. На обратном пути Гриша почувствовал, что устал как собака. Виктория поглядывала на него с тревогой и прикладывала ладонь ко лбу – не перегрелся ли? Дома она отправила его к себе с указаниями принять прохладный душ, выпить чаю и отлежаться часок-другой в кровати, вечером его ждала вторая часть программы. Неужели опять придется идти с ней, с ужасом подумал про себя Гриша? Тут и впрямь заболеешь.
Свидание с Марианной прошло как один сплошной праздник. Такое примерно чувство было у Гриши в детстве на день рождения – целый день игры и подарки, и что ни сделай, родители в ответ только улыбаются и ласково треплют по голове. Марианна все время смеялась, казалось, каждая его фраза ее веселила. Что бы он ни сказал, она звенела колокольчиком, а когда он попытался выяснить что-то на счет ее личной жизни здесь, в Италии, она ласково, точно как родители в детстве, потрепала его по волосам, сказала – ну ты и зануда! – и рассмеялась. Да ему и самому расхотелось о чем-то ее расспрашивать. Он, конечно, знал, что такая девушка, как Марианна, не может быть одна, но сейчас она с ним, разве ему этого не достаточно? И потом, с Марианной было так хорошо, что думать он не успевал. Она повела его к пруду и заставила засунуть руки в воду, чтобы убедиться, как сильно прогрелась за день вода, а потом пойти к фонтану и проверить воду там; за ними увязались утки, которые не только не боялись, но и наоборот, преследовали их, и так и норовили залезть к Марианне в сумочку. Все это заставляло ее звонко хохотать. Он побежал в магазинчик купить хлеба и покормить голодных попрошаек, но когда вернулся с булкой в руке, вызывал у нее новый приступ смеха – оказалось, кормить уток запрещено. Он не поверил, но она потянула его за руку и привела к табличке, и правда, штраф – пятьдесят евро. В фонтане она брызгала на него водой, залезала внутрь, скинув босоножки, и шагала по бортику босыми ногами, а потом, заметив освободившееся место, побежала к скамейке и улеглась, закинув голые пятки на его джинсы. От этих упругих загорелых ножек кружилась голова, от звука ее веселого смеха радовалось сердце, и Гриша готов был до скончания века гулять с ней по этому скверу и таскать за ней ее босоножки. Не успел он опомниться, как она уже побежала к решетчатым воротам, доказать ему, что внутри скрывается не что-нибудь, а настоящая выставка чего-то важного, исторического – но было закрыто. Проголодался, спросила она, а сама уже тащила его в «Киролу», тосканскую остерию, впрочем, других заведений поблизости не было – он убедился в этом еще днем, когда обошел всю округу, гадая, куда повести ее на ужин.
