И это неотвратимо.
– Не нравятся мне эти «телохранители», ой не нравятся… – бормотала Дарина, стаскивая зубами перчатку. Вторая рука была занята поводом. – А особенно мне не нравится их количество…
Она поменялась местами с Гыдом и ехала теперь по левую руку от принца.
– Говори тише. – Ольм сверкнул на нее злыми искрами лазурных глаз. – Особенно когда тебе что-то кажется. Мы и так в незавидном положении.
– Мы действительно в таком положении, которому вряд ли кто-нибудь позавидует, – услышал он голос Шелеста. Принц заметил, как монах в свою очередь поменялся местом с Саммаром и сделал условный знак обернувшемуся Гыду. – И антипатия ее весьма оправдана. – Шелест сделал еще один знак, теперь уже предназначавшийся женщине. – Боюсь, доказательства этому мы тебе предоставим быстрее, чем ты ожидаешь.
На пути то и дело возникали небольшие перелески, разделяющие зелеными островами безбрежные хлебородные нивы. Когда последний всадник въехал под очередную тенистую сень, Шелест совершил резкий разворот в седле назад и одновременно с этим громко произнес:
– Прямо сейчас!
Его руки взметнулись вверх и вперед, ладони в кожаных перчатках раскрылись навстречу врагам. Большие пальцы были сильно отведены от остальных и их кончики соприкасались между собой, образуя рамку. Остальные пальцы смотрели строго вверх.
– Не затроньте тех, кого держу я, – бросил через плечо Шелест.
Это было излишне. Танец уже начался. Четверо всадников из внутреннего круга выдвинулись каждый в своем направлении. Все происходило так четко, будто было срежиссировано заранее. Насколько секунд, несколько быстрых движений.
Солнце прыгало по веткам деревьев, посещая каждый глянцевый листочек. Отражалось на летящих одно за другим лезвиях из наплечной кобуры Гыда. Кувыркался солнечный зайчик, ослепляя каждой шлифованной гранью до смерти.
Ветер шумел, запутавшись в густых кронах. Звеняще пели в воздухе посылаемые один за другим болты из ручных двухзарядных самострелов Дарины, вынырнувшие из широких рукавов ее накидки, край которой по-прежнему чертил полукруг.
Вздохнула сталь. Саммар крутящими взмахами кисти снес головы двоим, находящимся на расстоянии длины своего огромного меча, и после швырнул его на манер алебарды, перерубая позвоночник третьему. Четвертого он просто опрокинул в седле, ухватив левой рукой за лежащий на крупе лошади плащ, и, не давая вскрикнуть, удушил собственным же воротником.
Захрапел, потеряв седока, один жеребец. Испугавшись, встал на дыбы второй. Тонко заржала молодая кобыла, танцуя между скребущих в агонии по земле рук.
Эльф работал двумя легкими короткими мечами, которые хранились в потайных ножнах по обе стороны седла его лошади. Всего два зеркальных относительно друг друга взмаха каждой руки, скользящих в стороны по кадыкам ближайших к нему потловцев из первого круга окружения. И выходя из этого движения, лезвия возвращаются по дуге в параллель, успев поменять положение своих рукоятей в ладонях. И посылаются вдогон двумя колющими движениями в грудные клетки тех, кто ехал за ними.
Ольму пришлось выстрелить всего один раз – в того, кто, развернувшись, двинулся из-за спины монаха прямо на него.
– Метко, – оценила выстрел Дарина. Болт из мини-арбалета принца вошел на том уровне, где у живого человека стучит сердце. – Только надо это делать быстрее. Твой болт попал в него, когда он был уже мертв. Видишь? Его кобылу к тебе развернуло, потому что он отпустил повод и начал заваливаться вправо… Видишь, у него из виска торчит лезвие Гыда?
– Лошадей ловите, – зашипел Саммар, пускаясь в погоню за потрусившей прочь кобылой, – ловите!
– Тише можешь? Все почти идеально прошло, зачем портить ненужными криками? Внимание привлекать? – спросил эльф. – А ты лучше туда посмотри. – Он в спину тихонько подтолкнул Ольма, который застыл, вперив взор в сползающее к его сапогам тело. – Такого точно тебе раньше наблюдать не доводилось.
Принц обернулся.
Восемь следующих в арьергарде всадников из сопровождения съехали с дороги, намеченной широкой просекой в лесу. Они продолжали свое продвижение вперед. Как ни в чем не бывало. Только теперь между деревьев. Их стремян касались высокие побеги лесного папоротника и хвоща. Никто из них ни разу не обернулся ни на шум падения тел, ни на предсмертные хрипы своих товарищей. Лишь лошади косились испуганным взглядом и тревожно шевелили ушами. А людей не смущало ничего. Время от времени всадники переговаривались. А перед ними, все так же вывернувшись назад и выставив перед собой руки, покачивался в седле в такт шагу лошади Шелест.
У Ольма на голове зашевелились волосы:
– Эт… это что такое?
Эльф обтирал меч о более никогда не понадобящийся прежнему хозяину плащ, свисавший поперек одного из потловских седел.
– Вот и я все время думаю, почему каждое устроенное Шелестом зрелище намного сильнее поражает воображение, чем вид искромсанных мечом тел.
Гыд выдернул из последнего пораженного им воина плоское обоюдоострое лезвие. Вполоборота он глянул на Рину:
– Ты успела перезарядить?
Женщина кивнула:
– Да. Как пойдем? Вслед? Со спины?
Гыд пожал плечами:
– Ну да, давай со спины. Чего рисковать зря? Только не подходи слишком близко, чтобы Шелест тебя саму не задел.
– Нашел кого учить.
Мужчина и женщина шли за спинами наездников, полукругом продвигающихся в лесных зарослях. Теперь уже не торопясь прицеливались. Гыд напряг для броска руку.
– Ты готова?
– Да.
– Шелест, – крикнул он, – отпускай!
Монах медленно свел руки, соединяя их соприкосновением кончиков больших пальцев. Скрутил ладони в замок и встряхнул кистями, будто стряхивая сотворенное им наваждение.
Ошарашенно моргающим потловцам было суждено удивляться последний раз в своей жизни. Только что ясно видимая ими картинка действительности расползалась клочьями лесного тумана. Довольно быстро исчезала иллюзия чинно шествующей впереди них многочисленной кавалькады. Лишь фигура монаха осталась на своем месте.
И тут же снова металлические вздохи заполнили пространство между деревьями, порождая сиплое эхо хрипов.
Ладная черноглазая лошадка гордо вскидывала шею с разлетающейся серой гривой, так и норовя выдернуть из ладони Рины поводья. Ей не нравилось вынужденное соседство с гнедой кобылой, повод которой был зажат в другой руке женщины.
– Тсс, – бросала время от времени через плечо Дарина, к слову сказать, не производя на норовистую пленницу абсолютно никакого впечатления.
– Надо привязать их здесь, – рассуждал Гыд, цепляя поводья к гибким ветвям молодого осинника. – Если разбегутся, плохо это будет. Верно, Саммар? Их же сразу в поле потянет, а там они как на ладони – отовсюду видать дружинных лошадок… И все сразу будет ясно.
