– «Ну-ка, открой!».
– «Ты всё хамишь?!» – улыбчиво и невозмутимо ответил тот.
Иван Гаврилович всегда ревновал Платона и к Надежде Сергеевне.
Как только Платон начинал что-то рассказывать ей, или докладывать по работе, Гудин сразу влезал в разговор с какой-нибудь глупостью, совершенно не вникая в суть происходившего разговора, или вообще переводил их разговор на другую тему, чему, кстати, потворствовала и сама Надежда Сергеевна.
Для обучения неучей Платон позже стал применять хитрую тактику.
Как только Гудин входил в комнату, или открывал рот, находясь в ней, пытаясь перебить Платона, тот сразу давал ему слово, копируя Сталина:
– «А что скажет товарищ Гудын?!».
У Ивана Гавриловича было очень больное чувство собственного достоинства. И оно сразу терялось, когда можно было воспользоваться объедками с «царского стола».
Жадность и возможность даже мелкой наживы, халявы, сразу охватывала всего Гудина, затмевая не только его единственный глаз, но и его хилое чувство собственного достоинства и остатки его хрупкой совести.
Гудин давно был не чист на руку. Практически всю жизнь. И это проявилось и в их коллективе, причём ещё задолго до появления Платона.
Иногда Гудин подворовывал из коробок банки, подставляя тем Марфу или Платона.
– «Воруешь?!» – как-то раз, совершенно без задней мысли, в шутку спросил он, копошащегося в коробках, Гаврилыча.
Так Платон вызвал у того такую бурную защитную истерику, как будто этим риторическим вопросом попал ему не в бровь, а в его единственный глаз. Иван Гаврилович всегда стремился урвать себе лишних денег даже по мелочам.
– «Курочка клюёт по зёрнышку!» – любил говаривать он в таких случаях.
– «Хороши зёрнышки!?» – удивлялась Марфа.
– «Каков же клюв у этой курочки, если такую банку враз склевала?!» – в тон ей вторил Платон.
– «А Гавриле всё неймётся!» – подвела итог Марфа.
Обидевшись, дед на побегушках ушёл к Ноне на посиделки. Той, вскоре, видимо в очередной раз надоел этот пустобрёх, и она решила поиметь с паршивой овцы хоть шерсти клок. Взяв с собой текст для отправки по факсу, она вывела под руку гостя за дверь своего кабинета и продефилировала с ним до офиса ООО «Де-ка», делая вид, что продолжает слушать его бредни.
Показывая Гудину на факс, Нона, видимо находясь ещё под впечатлением от его визита, неожиданно попросила:
– «Отправь мне фак!».
Тот, засмеявшись на невольно удачную оговорку комендантши, попытался изящно отмазаться, но перемудрил:
– «Ой,… Мне это, как… кинжал под… яйца!».
Имея, как пенсионер-инвалид, бесплатный проезд на городском транспорте, Иван Гаврилович поначалу всё равно мелочился и всегда брал деньги у Надежды Сергеевны на проезд по работе.
Когда же и Платон заимел такую возможность и перестал брать проездные, закрылась кормушка и для курочки Гудина, из-за чего он ещё больше возненавидел Платона. Гудин разозлился на него, как на причину потери им, хоть и мелкого, но зато дополнительного заработка.
Тогда изобретательный хапуга решил брать деньги за проезд на маршрутном такси, якобы с целью сокращения времени ожидания общественного транспорта.
Крохоборство Гудина не знало пределов.
Он никогда не пользовался своим мобильным телефоном по работе.
Более того, он никому, и никогда не давал звонить со своего телефона, даже в экстренных случаях.
Платон в такие моменты не стеснялся наедине делать Ивану Гавриловичу замечание, что мол, делаем общее дело, иногда нужна срочность, и не стоит из-за этого мелочиться. К тому же Надежда всегда компенсирует расходы и издержки, особенно случившиеся для убыстрения работы и её качества.
– «Вань! Ты, наверно, в своё время был даже членом партии? Строил коммунизм и ускорял прогресс всего Человечества?! А сейчас мелочишься! Пора тебе расти над самим собой!».
Гудин, обидевшись на Платона, почти взвизгнул:
– «Ты ещё не дорос до меня!».
– «А я и не собираюсь книзу расти и идти в прошлое! Расти надо вверх, а идти вперёд!» – философски заметил Платон.
– «Гибче надо быть в жизни! Гибче!» – высокомерно поучал Гудин своего младшего и слишком правильного, принципиально-наивного коллегу, неосторожно тут же объявившего о своей идейной принадлежности к коммунистам.
– «Да я тоже был членом!» – вызывающе-возмущённо опоздал Гудин.
– «Так это даже сейчас видно, что ты член! КПСС потому, наверно, и развалилась, что держалась на таких, как ты, слишком гибких членах!» – поставил победную точку Платон.
– «Ну, я пойду, покурю!» – попытался было сохранить мину приличия Иван Гаврилович, и тем самым смазать эффект от слов Платона.
– «А то я ещё не ел!» – попытался удержать его на морально-ироничной дистанции Платон.
Но оппонент быстро засеменил к выходу, разминая на ходу сигарету.
Культура Ивана Гавриловича Гудина всегда заканчивалась там, где она вступала в противоречие с его интересами.
– «А почему у тебя кончик галстука жёлтый?!» – начал, было, он хитрую комбинацию по отношению к Платону.
– «А это он, наверно, когда садится обедать, то окунает его в суп!» – попыталась объяснить глупцу догадливая Марфа Ивановна.
– «Да, нет! Это он когда ссыт, то струёй по нему попадает! Видишь, какой конец длинный?!» – продолжил пересмешник.
– «Чего?!».
– «Галстука, конечно!».
Не смотря на все его многочисленные и изощрённые ухищрения, Гудин всё же всегда оставался мещанином во дворянстве.
Один только беглый набор его литературных перлов легко доказывал это:
– «Персона нон гранта, или нон гранда; Неправильный ракрус; Попал, как кур во щи; Бабуины (Бедуины); Она сердобольна́я; Улица Клары Цеткиной; На Даун-стрит; Пешкодралом; Тихий Дом; Елисеевский дворец!».
А его цинично-философские сентенции просто убивали:
– «П… а тоже денег стоит!».
– «Спасибо в карман не положишь!».
– «Крахмалом семью не накормишь!».
– «Падать, так с коня!».
А в качестве сексуального совета своим сослуживцам, особенно самому молодому, он любил повторять:
– «У врачей есть такое выражение: Закон Моргана – упражнение органа!».
– «Это круто!» – иронично согласился Алексей.
– «Нет! Это всмятку!» – саркастически возразил Платон.
