Марфа, сидя в соседней комнате и через открытые двери всё слыша, ещё не выйдя из образа, озорно, хулигански, съязвила, но почти шёпотом:
– «Или он Вам на… хрен не нужен?!».
– «Смотри! Услышит!» – попытался напугать насмешницу Платон.
– «Не услышит! Она слушает только себя!».
Через день Надежда Сергеевна поручила Платону какую-то простую работу, ссылаясь на ненадёжность и неумение Гаврилыча.
Платон согласился, но не удержался от своего комментария по этому поводу:
– «Да, это не боевой штык, а ЧМО, причём не лучшего качества!».
А на вопрос Марфы Ивановны, почему эту работу поручили Платону, когда её вполне мог бы выполнить даже Гудин, Надежда Сергеевна, видимо находясь под впечатлением от сказанного Платоном, вдруг неожиданно выпалила:
– «От добра, говна не ищут!».
Тут же Надежда, вспомнив о нём, позвонила Гудину:
– «Иван Гаврилович, как дела?»…
– «Отдали ей документы?»…
– «Положили на стол?»…
Тут уж не выдержала, всё время пытающаяся задеть Гаврилыча, Марфа:
– «Нет, он её в кресле!».
И сразу же начальница, пытаясь предотвратить возможное, ненужное течение разговоров, решительно вмешалась в производственный процесс:
– «Платон! Давай, начинай работать! Тебе потом Алексей поможет!».
– «Может и поможет, если сможет!» – угрюмо ответил безотказный.
– «Если успеет!» – уточнила его союзница Марфа.
После полудня прибыл курьер Иван Гаврилович.
– «А вот и наша птица-секретарь прилетела!» – сообщил Платон о случившемся.
– «А где Надька?» – как всегда, не здороваясь, спросил тот.
– «Да они уже ушли на етьбу! То бишь, обедать! А тебе вон, плюшку оставили!» – сообщила Гудину, об ушедших в столовую Надежде и Алексее, добросовестная Марфа Ивановна.
Тут же, чем-то озабоченный, Иван Гаврилович спросил Платона:
– «А ты не знаешь, как писать: атрибут, или отребут?».
Пока Платон объяснял коллеге правописание, Марфа Ивановна недовольно ворчала в сторону Гудина:
– «Какая тебе разница: …атымеют тебя, или …отымеют!?».
– «Марф! …отшебись!» – грубо оборвал старик старушку.
– «Эх! Надо было тебе две плюшки купить!» – вдруг неожиданно пожалел его Платон.
– «Почему?» – естественно поинтересовался вдруг такой неожиданной доброте коллеги Гудин.
– «Да у тебя бы стало больше извилин!» – добил наивного Платон.
Через несколько минут со склада раздался раздосадованный возглас Гаврилыча:
– «До чего ж не люблю я эти пакеты шуршащие. Шуму много, а толку мало!».
Тут же недовольная Марфа снова пробурчала себе под нос, раскрывая суть вопроса:
– «И ничего втихаря не сшиздишь!».
Их возможную перепалку перебила раздражённая Надежда Сергеевна:
– «Иван Гаврилович! Идите к себе в кабинет!».
Платон тут же прокомментировал расхохотавшейся Марфе быстрый уход Гудина к начальнице, «к себе в кабинет»:
– «Ваньк! Брысь к себе в конуру!».
– «Пёс шелудивый!» – добавила она.
– «Да, Гаврилыч знает, как себя вести с начальством. У него явное отсутствие ума при избытке практического разума!» – заключил Платон.
Словно продолжая начатую тему, после небольшой паузы Платон неожиданно спросил Марфу:
– «Хочешь, проверим интеллект Гаврилыча?»
– «А как?».
– «Ну, ты сейчас увидишь и услышишь!».
Когда Иван Гаврилович появился вновь, Платон задал ему вопрос:
– «Ванёк! А кто такой умывальников начальник и мочалок командир?».
– «Что ты всё прикалываешься и воображаешь тут? Все всё давно знают!» – возмущённо ответил тот.
– «Кроме тебя! Это сутенёр!» – вынужден был преждевременно прервать свой эксперимент Платон.
Увидев торчащий из-под джемпера галстук Гаврилыча, он весело подсказал коллеге:
– «Вань! У тебя из брюк конец торчит!».
– «Вечно ты со своими смешуёчками!» – уже тоже смеясь, отрезал, довольный комплиментом по поводу его сексуальных способностей, Гудин.
Тогда Платон продолжил эксперимент по проверке интеллекта уже несколько смягчившегося Ивана:
– «Ваньк! Ты знаешь, что такое гомо сапиенс?».
Возмущённый его сомнением, Гудин чуть ли не крикнул:
– «Конечно, знаю!».
Платон, перебивая Ивана и не давая выплеснуться всем его эмоциям, конкретизировал свой вопрос:
– «А гомо приматус?».
Иван Гаврилович, не чувствуя подвоха, сразу же показал свои глубокие знания, полученные, очевидно, вращением в культурной среде:
– «Конечно, обезьяна!».
Платон поначалу даже опешил от такого тупого фанфаронства, прежде чем озвучил свой прикол:
– «Человек – матерщинник!».
Гудин надолго замолчал, что-то соображая в уме, к чему-то готовясь, чего-то ожидая.
И дождался.
Когда Платон нечаянно достал описание одного из своих лекарств, принимаемых им после обеда, тот бесцеремонно схватил листок и стал изучать. О! Наконец он нашёл нужное!
Читая противопоказания таблеток Платона, Гудин, пытаясь хоть как-то досадить ему, нарочно громко и язвительно спросил:
– «Ты не беременный?!».
– «А ты, как будто не знаешь?! Натворил делов и в кусты!» – неожиданно даже для самого себя сморозил Платон.
Марфа сразу покатилась со смеху, видимо представив эту картину:
– «Ну, …Вы… два пердуна, собрались тут!».
На смех вошёл Алексей, тут же напоровшийся на вопрос Марфы Ивановны:
– «А чего это Надька сегодня такая озабоченная?».
– «Так у неё прыщик вскочил!» – злорадно влез Гудин.
– «В самом деле?!» – удивилась на такую мелочь Марфа.
– «Нет! Чуть левее!» – не успев ответить Марфе Ивановне, влез со своим комментарием насмешник Алексей.
– «Ну, я погнал!» – неожиданно вскочил Иван Гаврилович.
– «Ты о себе слишком высокого мнения! Ты не погнал, а поплёлся. В лучшем случае, почапал!» – возразила ему справедливая Марфа Ивановна.
