– «Да ладно тебе! Надоел! Отведись от меня!» – опять обиделся Гудин.
– «Ваньк! Так про нас же!» – настойчиво наседал автор.
Платон теперь и тем более не смог бы остановиться:
– «Наша Надежда входит в кабинет и спрашивает: Платон, а чего это Иван Гаврилович на полу лежит? А я, как бы, отвечаю: а он сказал, что у него реакция хорошая!».
Этим с анекдотами было покончено. Но дальнейшие посиделки продолжили конфузом.
Посмеявшись, коллеги принялись за продолжение трапезы. Иван Гаврилович налил в свою чашку слишком много кипятка, и решил пока лишнее отлить в другую.
Ленивый Гудин, не желая подниматься с места, попросил Платона:
– «Платон! Брось мне чашку!».
Платон, понимая, что это иносказательно, и не для его кистей, некоторое время примеривался, а затем толкнул одной левой пустую чашку по гладкой поверхности стола в сторону Гудина. Да так, что точно попал в цель: в другую чашку, заполненную кипятком. От сильного и точного удара кипяток почему-то выплеснулся по направлению движения битка, прямо Гудину на брюки. Старец взвился аж до потолка. Крутой кипяток молниеносно и полностью проник сквозь тонкую материю лёгких брюк, сразу ошпарив их содержимое: хилые бёдра и сморщенную мошонку.
Платон не смог сдержать своего зычного гогота. Ему было одновременно и смешно и жалко Гудина. К счастью тот, в этот раз, воспринял случившееся тоже с юмором:
– «Ты, наверно, хорошо играешь в бильярд?».
– «Да! Неплохо… Извини! Не хотел!».
– «Ты так меня оставишь без…».
Поняв, к чему клонит Иван Гаврилович, Платон перевёл разговор на политику, но, в то же время, частично возвращаясь к тому же.
– «А ты знаешь, что авианосец одновременно является и сперматоносцем, а может оказаться и спидоносцем?!» – вдруг неожиданно и риторически спросил он.
А закончили разговор они почти сексом. К Платону Петровичу и Ивану Гавриловичу вскоре явилась красиво-зрелая посетительница, видимо пришедшая за очередной порцией лечебного товара.
Эта женщина расхваливала, с пользой употреблённое ею льняное масло, позволившее ей быстро от чего-то вылечиться:
– «Я уже выпила две из пяти купленных у Вас бутылок, и чувствую: больше не лезет. Думаю себе, значит выздоровела!».
– «А Вы будете ещё что-нибудь брать?» – естественно поинтересовался Платон.
– «Нет! Я просто хочу Вас всех за это поблагодарить! Здесь всё своё, домашнее, качественное!».
С этими словами женщина вынула из своей сумки свёрток, осторожно положила его на стол, и искренне заявила, крестясь и поклонившись:
– «И низкий Вам поклон!».
А Платон, указывая Гудину на явственно выпятившийся, проявившийся её рельеф, шепнул тому на ухо:
– «Чур, я сзади!».
Женщина попрощалась и направилась к выходу. Навстречу ей, словно почувствовав послание небес, неожиданно вышли Надежда с Алексеем.
Выслушав слова благодарности и в свой адрес, они повернули к Платону. Послушав, и смеясь, посочувствовав подмоченному ошпаренному, Надежда по хозяйски открыла подаренный свёрток, вынув из него и положив на стол, на вид обычные куриные яйца.
Разбирающаяся в них начальница, не упустила возможность показать коллегам свои зоологические познания:
– «Хорошие яички! Свеженькие!».
– «Только что из мошонки!» – не удержался от комментария Платон.
– «Так она же сказала, что это её, то есть свои!?» – захлёбываясь от смеха, сам себя превзошёл в юморе Иван Гаврилович.
Неожиданно появилась и Нона. Увидев вновь подаренное, она с нескрываемой завистью и сарказмом обратилась к Надежде:
– «Надь, ты стала, прям, как Якубович! Тебе всё несут и несут подарки! Вон, уже и яйца понесли, а раньше фейхуёвоё варенье даже приносили!».
Пришлось Надеже поделиться и с Ноной.
Чтобы облегчить начальнице решение этого вопроса, Платон пожертвовал Ноне свою долю яиц, мотивировав это тем, что поедет в другое место и домой яйца в целости и сохранности не довезёт.
А жадный Гудин, чтобы хоть как-то умалить бескорыстное и товарищеское отношение Платона к Ноне влез со своей позорной ремаркой:
– «Во! Платон уже Нонке свои яйца отдаёт!».
– «Ванёк! Ну и шуточки у тебя! Прям экскримётные!».
– «А это просто всё попало в струю!» – неуклюже оправдывался Иван Гаврилович перед Ноной.
– «Да! Она у тебя очень уж толстая!» – якобы понял его Платон.
А видя, что Гудин его не понял, Платон более доходчиво уточнил:
– «Вань! Что ты всё время ёрничаешь и ёрничаешь? У тебя как будто шило в жопе, или…указующий перст торчит?!».
Посмеявшись, разобравшись и разобрав, члены коллектива снова разошлись по своим рабочим местам. Вскоре к Платону вновь вошла Надежда Сергеевна. Она сообщила о своём телефонном разговоре с представительницей одного из иногородних поставщиков биодобавок, курирующей новые разработки своей организации, известной Платону Еленой Трифоновой, которая часто обращалась к Надежде за помощью в передаче её документов в находящийся поблизости Институт питания. Так сложилось, что это дело Надежда всегда поручала только Платону. Он стал как бы постоянным представителем Елены в этом институте.
– «Я сказала ей: Лен! Не волнуйся! Он для тебя сделает всё, что ты захочешь!».
– «И она обрадовалась?» – попытался тонко подколоть Надежду Платон.
– «Конечно! Зачем ей самой из Нижнего переться в Москву? Лучше она тебе даст! И тебе и ей хорошо!» – просветила та коллегу, не следя за своей речью.
– «Будем надеяться, что так и будет! Но на расстоянии?!».
– «Я ей так и сказала: Лен! Лучше ты Платону дашь, и он сделает всё, как надо, в лучшем виде!» – не поняла та явного намёка.
– «Он постарается! Он в этом деле большой специалист!» – выдав Платону комплимент, пообещал Гудин, смеясь над Надеждой.
Платон тут же напомнил Ивану:
– «Ваньк! А ты помнишь, как вчера отчубучил? Ну, ты и дал жару! Спасибо тебе за очень тактичную… подколку! Ты просто непревзойдённый мастер этого, своего любимого, жанра! Я отдаю тебе пальму первенства в этом вопросе. Твоей способности обсерать людей просто нет предела!».
Гудин обиделся. Когда около шестнадцати часов дня он, как это часто делал ранее, собрался смотаться домой, то перед этим, видимо забывшись, вдруг начал громко лячкать и чмокать, явно что-то дожёвывая и досасывая из возможно ранее съеденного и выпитого, при этом противно цыкая зубом.
