Исключение из них составили лишь две ушедшие из коллектива женщины. Умная и разумная еврейка Инка, вовремя просчитавшая последствия необоснованных нападок на Платона, и как-то чётко и кратко выразившая свою мысль словами:
– «Да! Тебе лучше на перо не попадаться!» – и затем, вообще, уехавшая на постоянное место жительств в Израиль, но, правда к своему больному, частично парализованному сыну, вывезя из страны и всю свою родню.
И мудрая Марфа Ивановна, вовремя слинявшая из, постоянно обижавшего её, гадюшника-Гудишника, к настоящим земным тварям.
С уходом этих двух женщин процент говнистости в их коллективе возрос с 17 до 25, так как раньше один Гудин приходился на пять человек, а теперь только на трёх.
Но резко возросло его качество, так как, заняв кресло уволившейся Инки, и благодаря длительному отсутствию в офисе Платона и Алексея, он, практически ежедневно и на длительное время оставался с глазу на глаз с их начальницей.
А, учитывая её адаптивный тип характера, его влияние на «бедную» женщину возросло неимоверно. Она даже начала иногда говорить и думать, как Гудин.
Но при этом Надежда Сергеевна всё-таки периодически нападала на Ивана Гавриловича, лишний раз демонстрируя ему, кто здесь главный.
– «Плохая у Вас сумка! Мне не нравится!» – подорвала она радостное настроение Ивана Гавриловича от приобретённого им нового портфеля.
– «А он тебе её и не предлагает!» – вмешался Платон, защищая честь незаслуженно обиженного ею пенсионера.
Иван всегда любил поделиться с понимающим Платоном радостью от какого-либо удачного им провёрнутого дела.
Но Платон, к своему стыду, уже не мог молча пройти мимо радости шильника и не вставить какой-нибудь свой убийственный комментарий.
Как-то Иван Гаврилович похвастался Платону, что он удачно отвёз бумаги к дизайнеру Николаю, восторженно заканчивая свой рассказ о беседе с ним известной присказкой:
– «А я ему: А на ловца и зверь бежит!».
– «И тут он тебя, поди, оцарапал?!» – начал донимать его Платон.
– «У кого что болит, тот о том и говорит!» – ни к селу, ни к городу, оправдался Гудин.
– «А когда уже болит, то и поздно говорить!» – опять вернул Гудина к его царапинам Платон.
Ивану Гавриловичу иногда сложно было тягаться в острословии и остроумии с Платоном.
Поэтому, натренировавшись с ним, он пытался отыграться на других, в частности на Ноне.
Увидев, уже несколько дней не горящую в коридоре лампочку, Гудин не преминул съязвить:
– «Надо Нонку за это взять за задницу!».
– «Так тебе какая ручища нужна будет!» – не то над нею, не то над Гудиным, рассмеялся Платон.
– «Платон, ну ты всё время… Ну, это такой оборот речи! Как ты не понимаешь?» – ещё сильней рассмеялся Иван Гаврилович.
– «А! Это у тебя всё время такие неуклюжие обороты речи! Так мы тебя теперь будем звать обормот речи!» – невольно защитил беззащитную красавицу от себя и Гудина Платон.
Услышав это, вмешалась и сама неожиданно вошедшая Нона:
– «Ты что это, Ванёк, распоясался совсем?!».
– «Нон! А у нас с тобой простая, любовная телепатическая связь. Я вот о тебе заговорил, и ты пришла!» – пытался тот умаслить женщину.
– «Жалею только, что пришла услышать о своей жопе!» – обиженно заявила Нона, с укоризной поглядывая и на Платона.
– «Когда у меня болит… жопа, то у тебя она тоже болит!» – пытался опять неуклюже оправдаться и втереться в доверие, заслужив при этом прощение, Гудин.
Но не святую троицу прервал громкий и слегка раздражённый голос Надежды, как всегда, дискутирующей по телефону:
– «Я Вам говорю не просто так, от балды,… какой-то! Семена у нас идут из другого гурта!».
Для поддержания чёткости работы всех смежников, для сохранения всех заказчиков и потребителей Надежде Сергеевне Павловой приходилось, иногда, и гиперболизировать ситуацию, и просто привирать по телефону.
В начале сентября Платон Петрович Кочет, с согласия Варвары и Ксении, направил от всей большой семьи Гавриловых поздравительное письмо, давнему другу их родителей, мэру Москвы Ю.М.Лужкову в связи с его семидесятилетием:
Дорогой, Юрий Михайлович!
От всей души, сердечно, тепло и искренне поздравляем Вас с Юбилеем!
Вас, горячо любимого и глубокоуважаемого нами, поздравляют три семьи потомков Гавриловых: Платон, Ксения и Иннокентий!
Варвара, Егор и Максим! Канадцы Клавдия, Майкл, Кен, Морис и Надин!
Желаем Вам здоровья и долгих лет жизни;
успехов и побед в Вашей важной, ответственной и нелёгкой деятельности на благо россиян;
семейного счастья, радостей от детей и внуков!
Мы всегда мысленно с Вами и болеем за Вас!
От всех, всегда Ваш:
(Платон Кочет)
В составлении письма принял участие и Иван Гаврилович Гудин, чем в последствии он очень гордился. По его просьбе Платон сделал внизу ещё и приписку:
P.S. К этому поздравлению присоединяются и многочисленные мои родственники, друзья, знакомые и сослуживцы!
К этому письму он приложил и два своих стихотворения, посвящённых Юрию Михайловичу.
Менее чем через месяц Платону пришёл ответ за подписью помощника Мэра:
От имени Мэра Москвы Ю.М.Лужкова передаём благодарность за поздравление и тёплые слова, высказанные в его адрес.
Спасибо за внимание.
Желаем удачи во всех делах и начинаниях.
Платон проанализировал ответ, из которого понял, что его стихи были изучены самым внимательным образом, что ему как раз и очень хотелось.
Придя на следующий день чуть позже на работу, он застал свою начальницу ещё не отошедшую от плача. Та, немного успокоившись с его появлением, поведала Платону, что машина отдавила лапку одному из уже взрослых щенков живущей поблизости стаи дворовых собак.
Их отец и вожак, сам давно прихрамывая на одну из задних ног, зарыл своего тяжело травмированного сыночка в сухие листья и лизал его почти до кости оголившуюся кровавую култышку. Он периодически вставал и почти по-волчьи выл от отчаяния, беспомощности и любви к своему сыночку.
– «Собака всегда воет к трупу человека или животного, имея третий глаз!» – сообщила зоолог Надежда.
Рассказывая это, она опять залилась слезами. В отношении к животным и любви ко всему живому, они с Платоном были единомышленниками и даже едино страдальцами.
