– «Так ты, значит, не упала, а… пипнулась!» – ответила та с раздражением от напряжения между Платоном и Алексеем и давно всем надоевших медицинских подробностей в рассказах мужской начальницы.
В начале августа Платон с Надеждой некоторое время работали одни.
Иногда начальница сама захаживала к Платону и рассказывала о чём-нибудь своём. Тому естественно было неудобно её не слушать.
В конце очередного рассказа о своих собаках:
– «Тогда Челсик пошёл к другой калитке, и…» – Надежда вдруг замолчала.
После минутной паузы Платон спросил её:
– «Ну, как?».
– «Что, как?».
– «Дошёл?!».
– «Кто?».
– «Челсик до калитки!».
– «Дошёл! А почему ты спрашиваешь?».
– «Так ты же замолчала!?».
Летом на даче, соседка Платона Татьяна Кошина отмечала какую-то годовщину смерти своей матери Аиды Арсентьевны, которую все в округе хорошо знали, уважали и даже любили. Были приглашены ближайшие дачные соседи из своего поколения, в том числе и Платон с Ксенией.
Собралось восемь человек, из них трое мужчин. Двое других оказались старше Платона и оба были преподавателями ВУЗов, один из них был даже доцент.
После выпитого и произнесённого, как обычно, людей потянуло на всякого рода вольности. И первую скрипку взялся играть именно доцент. Он сразу взял быка за рога и начал со скабрезных анекдотов. И видимо этому послужили сразу две причины.
Постоянное нахождение в состоянии чопорности при преподавании толкало на разрядку в своём кругу.
И привычное чувство превосходства начальника-преподавателя перед аудиторией слушателей-студентов невольно переносилось и на коллектив своих друзей.
После вечеринки, уже у себя на даче, Ксения высказала ряд критических замечаний по поводу поведения доцента.
Но Платон защитил интеллектуала.
– «Да! Каждый хвалит своего петуха!» – вставила своего… Ксения.
В один из дождливых августовских вечеров Платон на даче чуть было сам себя не отправил к праотцам.
Пытаясь на террасе сложить старый, уже подсохший зонтик, он по привычке упёр рукоять того в свой давно тренированный пресс, и надавил.
Но не тут-то было. Зонт не складывался.
Тогда Платон повторил попытку, но уже резко и с силой. Зонт-то сложился. Но в этот самый момент страшной боли двойной, с интервалом в доли секунды, болевой удар в солнечное сплетение просто сокрушил несчастного.
От адской боли он чуть было не потерял сознание. На какое-то мгновение ему показалось, что вокруг него всё померкло, но открылась какая-то дверь, окно, или форточка, наверное в космос, вид которого своим спокойным безмолвием сразу успокоил его, тут же вернувшегося назад, в реальную действительность.
Да! Я чуть было сейчас не отбросил концы! Наверно попал в болевую, или даже смертельную, согласно «Дин Маку», точку своего живота? Но, слава Богу, обошлось! – наконец понял непутёвый.
Он ещё некоторое время полежал на диване, анализируя происшедшее, и делая правильные выводы на будущее.
Этот случай произвёл на Платона такое большое впечатление, что он даже описал его в стихотворении «Чуть было»:
Я зонтик поломанный взялся сложить.
Упёр ручку в пресс и давай им давить.
Нажал очень сильно, как только лишь смог.
И тут же от боли чуть было не слёг.
Я ручкой зонта точно в точку попал.
На Солнца сплетения нервы нажал.
От боли дуплетом я вдруг застонал.
И в обморок чуть даже я не упал.
И мне показалось… Да, точно, не вру!
(От адской, от боли, я всё ж не умру)
Открылось окошко среди живота,
Где в тёмную бездну дорожка вела.
Открылась на малость, всего лишь на миг.
И тут же закрылось. Я в страхе вдруг сник.
Да, тут отличился полнейшим безволием.
Ведь бездна манила спокойным безмолвием.
Но, как известно, беда, или даже её предтеча, как было в случае с Платоном, не приходит одна.
По старым делам бывшего шефа и соседа Платона, его в течение трёх лет несколько раз вызывали в разные прокуратуры по одному и тому же вопросу.
Вот и сейчас, в августе, Платона вызвали в теперь уже Московскую городскую прокуратуру.
– «Присаживайтесь!» – шаблонно предложил следователь.
– «Нет, я лучше сяду!».
– «Садятся, обычно, в тюрьму! Так что лучше присаживайтесь!» – уверенный в своей правоте, настаивал тот.
– «Не-ет! В тюрьму не садятся, а сажают! А присаживают… на край стула, чтобы человек знал своё место перед чиновником. Так что я лучше всё же сяду по-человечески!».
Удивлённый следователь пожал плечами, на всякий случай, начав задавать вопросы Платону с подчёркнутой вежливостью.
Он объяснил ему, что идёт расследование дела о принудительном банкротстве государственных предприятий, в которых замешан один из депутатов Государственной Думы.
Поэтому руководством им дано задание «Копать шире и глубже».
Платон естественно ответил на все вопросы, касавшиеся его личного участия в регистрации новых ООО.
У него также взяли образцы почерка и попросили принести какие-нибудь бумаги, написанные, или подписанные им ещё в конце 90-ых годов.
Из этого Платон сделал вывод, что Сергей Александрович Сулисов – его бывший работодатель и сосед – замешан в использовании подписей Платона лихими людьми в своих корыстных целях.
Но после этого допроса Платона пока больше не вызывали.
После возвращения Платона на работу, и его короткого отчёта, Надежда рассказала ему, что после экзаменов её сын Алексей вернулся в родной дом, где во время семейного застолья произнёс так понравившийся ей тост:
– «Есть такое понятие – рай! Для меня рай – наш дом! Мне так приятно быть в моей семье!».
– «Так понравилось не только тебе, но и всей семье, и даже животным!» – прокомментировал Платон.
В конце августа отметили юбилей Гудина. Надежда дала подарок деньгами, так как капризному старцу было трудно угодить.
Пошли в «Дрова» на Покровке. На этот раз разместились удобнее – в дальнем углу зала, на подиуме около окон. Платон первым предложил тост за Гудина, предварив его коротким стишком:
С Юбилеем поздравляю!
Вам, И.Г., я пожелаю
Жить всегда, как Вы на пять!
В общем, Ваня, так держать!
Передав поздравительную открытку юбиляру, Платон поднял бокал:
