Ещё задолго до смерти мать Платона и Анастасии предусмотрительно полностью и окончательно распорядилась своим наследством, часть его, передав, а другую – завещав.
Распределение наследства получилось, по мнению Платона, хоть и несправедливым, но вполне естественным.
Сыну досталась дача, на которой он постоянно жил летом, работал и отдыхал, в том числе со своей семьёй, вкладывая в её содержание и модернизацию свои силы и средства.
Анастасия же на ней бывала редко, не вкладывая ни сил, ни средств.
Оставшуюся двухкомнатную квартиру в Кузьминках Алевтине Сергеевне пришлось отдать дочери, прописав к себе внука Василия и завещав ему, совместно теперь с нею проживающему, свою долю этой квартиры.
Платон, с одной стороны, был не согласен с таким несправедливым дележом наследства, но с другой стороны, понимал трудное и зависимое положение матери от своего внука Василия, длительное время проживавшего с нею совместно и хоть как-то помогавшего и присматривавшего за ней.
После давних очередных жалоб матери на невозможность её дальнейшего совместного проживания с грубым внуком, Платон не раз предлагал ей разменять двухкомнатную квартиру на комнату для внука и однокомнатную – для неё, с последующей передачей этой квартиры одному из нескольких оставшихся других внуков – сынов и дочери Платона.
Но каждый раз вопрос упирался тогда в помощь одиноко проживающей бабушке со стороны сына и внуков.
Так что вопрос наследства был решён по необходимости.
У нотариуса Платон ознакомился с завещанием матери, и узнал, что если бы он своевременно оформил себе инвалидность, то тогда бы, независимо от завещания, имел бы право на свою долю наследства, то есть на часть двухкомнатной квартиры в Кузьминках. Но, правда, было непонятно, как бы этой своей долей Платон или его дети смогли бы реально воспользоваться, не поссорившись с сестрой и племянником.
И вообще, всегда и везде в жизни лучше находиться не в положении должника, а в положении кредитора – тогда чувство вины и совесть не замучат, а с жабой жадности и зависти всё-таки, во всяком случае, для меня, проще бороться. Пусть теперь над Василием висит и всегда довлеет над ним хотя бы моральный долг перед своими двоюродными братьями и сестрой – моими детьми! – успокаивал себя Платон.
Постепенно зима лихолетья сменилась затяжной, тёплой весной оптимизма, смывающей с земной поверхности вместе с чёрной полосой и остатки зимней грязи. Впереди его ждало долгожданное красное лето с любимыми дачными заботами.
В ожидании лучшей поры, конца годины лихолетья, Платон ударился в воспоминания.
Сейчас, волею судьбы, он работал вблизи своего бывшего детского сада, куда родители возили их с сестрой почти полвека назад.
Он вспомнил, как один раз отец устроил им съёмки в журнал «Огонёк» для передачи через него привета далёкой бабушке.
Проезжая на трамвае от Воронцова поля до Чистых прудов Платон по этому поводу сочинил очередное своё стихотворение:
И снега нет, но на пруду ледок,
Хотя прилично он уже подтаял.
Просох бульвара дальний уголок.
Недавно там большой сугроб растаял.
Сухие буро-серые газоны
Слегка зазеленели кое-где.
Большие тёмные деревья сонно
Маячат молча в неба синеве.
Уже убрали зимний мусор.
Дорожки скоро подметут.
И всем знакомым прежним курсом
Прохожие гуляют тут.
В Москве весенняя погода,
И Солнце в небе, в вышине.
Люблю я это время года.
И детство вспомнилось вдруг мне.
Как на трамвае нас возили,
На «Аннушке», что по кольцу,
И в детский сад нас привозили
От Сретенке к его крыльцу.
В Тессинском старом переулке,
Где Воронцово поле тут,
Чуть с горки, к Яузе, в проулке…
Здесь дети больше не живут.
А мы с сестрой там долго были.
Нас в «Огонёк» снимали раз.
Детьми хорошими мы слыли.
Родители любили нас.
Полсотни лет прошло – не мало,
Но в памяти они ярки.
Родителей уже не стало,
И мы уж скоро старики.
Весной Платон окончательно завершил отделку своей лоджии, на этот раз чистовую. Красивыми, изящными уголками, плинтусами и раскладками, а также штапиком, он обил стыки и углы, закрыл щели. До этого он вскрыл и зацементировал порог и подоконники, установив на них новые столешницы. Из остатков сделал под боковым окном двух ярусный стол и нишу для сейфа. А над окнами комнаты и кухни рациональный мастер умудрился смастерить опускающиеся выдвижные панели, открывающие дополнительные пространства для хранения чего-либо. Потолок обклеил подобранными в тон стен пенопластовыми панелями под дерево. Получилось здорово!
Постепенно Платон втянулся и в свою новую основную работу.
Как иногда бывает в истории разных людей, всё, или многое, часто «возвращается на круги своя».
Так случилось в этот момент и с Платоном.
Его новое место работы оказалось рядом с его бывшим детским садом, в котором он, после нового вида лечения от скарлатины под парами йода, получил осложнение в виде ревматической атаки на сердце.
После чего в его детских воспоминаниях осталось видение себя утром сидящего на кровати, не в силах встать на ноги и передвигаться.
Запомнил он так же, как на старом «Москвиче» его везли по бульварному кольцу домой на Сретенку, в Печатников переулок, где его тогда никто не ждал, и больницу около площади Борьбы, в которой он долго лечился от внезапного недуга.
Теперь он работал в Медицинском центре, где раньше на своём последнем месте работала его тёща, Надежда Васильевна Гаврилова, проживавшая почти рядом в высотке, всего в семи минутах ходьбы по Астаховскому мосту через Яузу.
Тут же, через Устьинский проезд, размещался и Институт Питания РАМН, занимавший одну из трёх вершин образовавшегося треугольника.
В нём также ещё ранее работала тёща, а теперь – старшим научным сотрудником – правда уже вышедшая на пенсию, Варвара, и куда по работе периодически наведывался и сам Платон. Варвара изредка тоже заходила на работу к Платону за биодобавками.
Старшей свояченице и подавно хватало пяти минут, чтобы, перейдя через Яузу, добраться от дома до работы.
