И если такое обращение к нему самой пожилой в их коллективе, недалёкой и малограмотной Марфы Ивановны, привыкшей, что её все без разбора звали, как девочку, просто Марфой, для Платона было как-то объяснимо, то от других сотрудников, в связи с наличием у них высшего образования, он ждал всё-таки большего.
Обращение на ты со стороны Гудина привело к тому, что Платон стал единственным, обращавшимся к пожилому доценту также, что, впрочем, не вызвало у того никакого протеста. Такое обращение также ещё как-то можно было объяснить со стороны почти его ровесницы Инны и со стороны ровесницы его жены Надежды, хотя в ответ они и получили именное тыканье со стороны Платона, невольно присоединившегося в этом к Гудину.
Но вот обращение на ты и по имени со стороны Алексея, которому Платон буквально годился в отцы, так как был ровесником его же отца, было непонятно.
При этом Алексей обращался на Вы и по имени отчеству ко всем, кроме Платона и Марфы Ивановны. Здесь явно «торчали уши» недостатка воспитания молодого дарования, или результата комплексования в попытке не быть последним.
И это можно было в равной степени отнести не только к самому малому, но и к самому старому.
Редко случающиеся в их коллективе небольшие неприятности, мелкие обиды, ненужные споры, незначительные склоки в подавляющем большинстве случаев были вызваны Иваном Гавриловичем Гудиным.
Он, пытаясь хоть как-то поднять свою значимость, компенсировать свою малую полезность, обычно был их инициатором, виновником, подстрекателем, или непосредственным участником.
Поэтому он негласно и считался в коллективе «козлом отпущения», хотя всячески противился этому, пытаясь такую свою общественную обязанность повесить на кого-то другого: Марфу или Платона.
При этом он побаивался остальных двух женщин – его начальниц, и невольно уважал главную ударную силу коллектива – незаменимого Алексея.
Причину этого Платон видел в комплексе переоценности, коим страдал их старший товарищ. В остальном всё было вполне прилично и позитивно.
Большинство из постоянно или часто общающихся с Платоном людей обычно становились умнее, грамотнее, чище в своих планах и помыслах, культурнее в общении, отзывчивее и просто веселее. Они становились даже внешне симпатичнее за счёт доброго, оптимистически весёлого выражения лица. Он заражал их своим юмором, оптимизмом и энергией, придавая им спокойствие, рассудительность и большую уверенность в своих силах.
Пиком дружеского общения в коллективе были регулярно отмечаемые дни рождения сотрудников.
Застолье, как правило, начиналось ближе к завершению рабочего дня, так как по обыкновению все ждали приезда, чрезвычайно загруженного работой Алексея.
Из-за этого с трудом ожидавших начала трапезы сотрудников часто подтачивал червячок голода, толкавший их на тайное дефлорирование заранее подготовленных блюд.
Особенно этим грешили чревоугодницы Инна и Надежда, а также всегда рационально мыслящий и никогда себя беспричинно не обделяющий Платон.
В этом плане положительно от них отличались Иван Гаврилович и Марфа Ивановна. Они, всегда выдержанные, закалённые пережитым военным голодом и по старинке воспитанные к уважению общего стола, терпели до последнего.
Долго державшего себя в рамках разумного приличия Платона на кусочничество, в конце концов, подбила Марфа:
– «Возьми, закуси! Ты, мужик здоровый! Тебе есть хочется! Да и время уже позднее. Что ты скромничаешь и вообще так мало ешь, как дед!» – заботливо смущала она коллегу.
Как правило, застолье происходило в одном из рабочих помещений, приспособленных под столовую. Вдоль стены стоял длинный стол, за которым по дуге с трудом располагались все шестеро.
Они обычно садились в одном и том же порядке, по часовой стрелке: Марфа Ивановна Мышкина, Платон Петрович Кочет, Иван Гаврилович Гудин, Алексей Валентинович Ляпунов, Надежда Сергеевна Павлова, Инна Иосифовна Торопова. Причём с торцов садились по одной женщине, а по длинной стороне – трое мужчин и их начальница. Мужчины, как водится, раскупоривали, разливали и раскладывали.
Стол обычно сервировали хозяева помещения: Марфа или Платон. Но они никогда не могли найти общего языка по этому вопросу.
Поднаторевший на этом деле ещё во времена далёкой молодости, даже детства, Платон, почти с пелёнок вобравший в себя интеллигентный, советский этикет, совершенно не соглашался с сервировкой стола «А ля Марфа», заключавшейся фактически в навале на стол всяческих, без разбору, яств и закусок, без учёта их количества и совместимости. Особенно Платона поражало, когда Марфа ставила приборы для сотрудников как-то косо, без учёта посадочных мест, габаритов сотрудников, часто не в комплекте.
Он переставлял приборы, как считал нужным, вызывая у Марфы Ивановны явное раздражение:
– «Ну, всё время ты хочешь всё сделать по-своему!» – обиженно ворчала она, как бы этими действиями Платона уличённая в отсутствии вкуса.
Однако со временем, все поняли, что Платон просто необыкновенный мастер не только в сервировке стола, а вообще по любой компоновке.
Имея опыт, любовь и способность к этому, он ещё вдобавок обладал и отменным глазомером, на расстоянии чётко определяя, влезет ли какой-либо предмет в планируемое для него место.
И каково же бывало удивление сослуживцев, когда какая-нибудь коробка, хоть и с небольшим трением, но тютелька в тютельку входила в отведённое ей Платоном место.
Его мнение по размещению предметов и вещей стало почти беспрекословным.
Постепенно и многие сослуживцы стали замечать в себе возникшую, но пока ещё только теплившуюся, способность и даже потребность к оптимальному и со вкусом размещению различных вещей.
В коллективе, как поначалу показалось Платону, исподволь началось даже негласное соревнование в этой сфере.
Оно невольно дополнительно сплачивало сослуживцев, что очень нравилось Платону, как главному инициатору и первому участнику этого, вдохновляя его.
На очередной микро пирушке Платон озвучил своё стихотворение, посвящённое всему коллективу:
В офисе народ гуляет.
Ну и что Вам из того?
С днём рожденья поздравляет
Он коллегу своего!
Вот вначале приз вручают:
То подарок от друзей.
Да на счастье наставляют,
И за стол все поскорей.
Здесь вначале тост поднимут.
Да, за здравие его.
Друг у друга не отнимут.
Каждый скажет тут своё.
Все его здесь поздравляют.
За успехи пьют его.
Счастья в жизни все желают.
Нет желанней ничего!
Коллектив наш дружный, спитый,
В своих стремлениях един.
Ладно, по науке сбитый.
В своём труде все, как один.
Здесь звучат за тостом тосты,
А вино течёт рекой.
И закуски здесь не просты.
На десерт есть торт большой.
Мы картиной этой красной
Любовались бы всегда.
Я в потуге ненапрасной
Написал стих Вам, друзья!
За Вас, коллеги, поднимаю
Налитый до краёв бокал.
И на этом стих кончаю,
И пью, пока не расплескал.
Первый день рождения года символично начинался с Надежды Сергеевны. Но, придуманные демократами себе и олигархам в угоду, чрезвычайно длительные зимние каникулы для взрослых со временем не стали позволять справлять годовщину её рождения день в день. Праздник приходилось теперь переносить на первый рабочий день нового года.
