– «Да и бабушка некоторых из Вас, Алевтина Сергеевна, тоже этой кочергой шуровала, даже, наверно, почаще дедушки!» – уточнил он.
Наконец угли были готовы, и к костру потянулась вереница гостей во главе с великаном Василием, нёсшим большой поднос с насаженными на шампуры сырыми кусочками мяса, заранее профессионально подготовленными Ксенией и Даниилом. И процесс пошёл. Тут же объявились и новые специалисты по жарению на углях мяса. Команда дежуривших у мангала частично сменилась.
Вскоре все уже были на своих местах за столом, и празднество продолжилось. Теперь уже некоторые мужчины, которые были не за рулём, включая хозяина дачи, позволили себе напитки и покрепче.
Наевшись и напившись при тостах и воспоминаниях, коллектив незаметно переключился на песнопения под гитару Вадима. Репертуар старались подбирать поближе к теме, но получалось не очень.
Так незаметно застолье и перешло во второй, на этот раз культурно-развлекательный перерыв. В этот раз Платон вынес для всеобщего обозрения посвящённый отцу фотоальбом, его награды, архив, грамоты и поздравления. Подошли и ранее приглашённые соседи по даче.
С одной стороны Бронислав Иванович со Светланой Андреевной, а с другой Патимат Арослоновна с племянником Алексеем.
Не смогла быть только соседка с тыла Татьяна Кошина, находившаяся в длительной командировке в Алжире.
Их тут же усадили, налили, угостили. Но в их планы не входило засиживаться и мешать дружной компании, поэтому, провозгласив тосты в честь памяти о Петре Петровиче, добрым словом вспомнив его работу на даче и многочисленные задушевные беседы с ним, они тактично удалились.
Однако уже незаметно вечерело. Хотя и было очень светло, как и бывает в период летнего Солнцестояния, но заметно повеяло лёгкой прохладой от недостаточно прогревшейся за июнь почвы.
Некоторые засобирались домой.
Другие остались на чаепитие из самовара, подаренного Платону Олегом и Леной, уже более пяти лет назад.
Платон, как большой специалист самоварного дела, и на правах хозяина, сам растопил и вскипятил. В ход пошли не только лучины, но и давно набранные около железной дороги старые, залежавшиеся и пересохшие, сосновые шишки.
Зрители и участники процесса наперебой стали соревноваться в забрасывании шишек через изогнутую под прямым углом самоварную трубу. Когда возникал перебор, Платону приходилось приостанавливать соревнование и поднимать трубу, засовывая не провалившиеся шишки в основное жерло. К восторгу присутствующих, сразу же после нового насаживания трубы резко возрастала тяга, сказочно сопровождавшаяся специфическим гудением.
Процесс шёл быстро и вскоре хозяин сам понёс на веранду пышущего жаром и паром пузатого, держа того на чуть вытянутых руках, дабы не обжечь себе передок. Поднося того к столу, Платон не удержался от хохмы, якобы от усталости, выдыхая воздух:
– «Фу, пузатый от меня!».
Под дружный хохоток разлили чаю, и остатки общества принялись лакомиться тортом и пирожными. Полакомились и мороженым, к тому времени уже давно добытым дотошными Екатериной и Виталием.
Вскоре разъехались и задержавшиеся на чаепитие.
На ночёвку у семьи Платона остались только Анастасия и Даниил с Александрой.
Так непринужденно, тепло и весело завершилось это семейное торжество, ещё раз теснее сплотив и без того сплочённую, большую семью Кочет.
Праздник прошёл, как говориться, на уровне, без каких-либо трагикомичных эксцессов, кроме, пожалуй, случая, когда психомоторный удалец Ванюшка в резкой попытке налить себе сока, чуть совсем не выбил у Платона из руки бокал, поднятый при произнесении тоста, расплескав на стол значительную часть его содержимого.
Пока молодёжь с отцом убирали с улицы последствия праздника и пребывания гостей, женщины заканчивали посудомоечные хлопоты на кухне.
Улеглись за полночь.
Настрой, заданный юбилеем Петра Петровича, ещё долгое время оказывал своё благотворное влияние на семью Платона и семьи его московских родственников, внося в их внутренние отношения какую-то дополнительную доброту и теплоту.
Лирический настрой Платона позволил ему как-то светлой ночью на даче увидеть необыкновенную картину раннего восхода Солнца и сочинить по этому поводу стихотворение:
Восход Солнца
Пятном, размытым сквозь туман,
Как вспышкою от взрыва,
Вставало Солнце где-то там
Картиною на диво!
Я на него пока гляжу.
Глаза спасает дымка.
Через мгновенье – отвожу.
В глазах уже слезинка.
Восходит Солнце сквозь туман.
Уже над горизонтом.
Размытым диском – то обман.
Я заявляю с понтом.
И ореол его велик,
Значителен и ярок.
Хоть Солнца диск и невелик,
Природы сей подарок.
От красоты его такой
В душе, как будто рана.
Картиной этой дорогой
Я упиваюсь рьяно.
И за перо скорей берусь,
Пока картину вижу.
И я на Солнце не сержусь.
Стихами не обижу.
Хоть разбудило вмиг меня,
С постели приподняло,
Заставило любить себя,
И сна чуть-чуть отняло.
Я вышел из дому на двор.
Роса кругом сверкает.
По ней крадусь я, словно вор.
Она меня пленяет…
Но вот оно уже над лесом,
Часа, наверно, через два.
И давит ярким своим весом
Все голубые небеса.
А те прогнуться рады Солнцу,
И путь светилу уступить.
Я подхожу сейчас к оконцу
И тороплюсь, чтоб не забыть,
Всё записать за строчкой строчку,
Явленье это описать.
Пред тем, как ставить в конце точку,
О нём хочу Вам рассказать.
Но вот взошло оно над кроной,
Опушку леса озарив.
Его любуюсь я короной,
Себя стихами наградив.
Полнеба Солнце побелило,
Но не печалюсь я о том.
Другую ж часть его забыло.
Голубизна осталась в нём.
Туман давно уже растаял.
Пропали капельки росы.
Меня проснуться вновь заставил
Звук методический косы.
Я записал стихотворенье,
В соавторы лишь Солнце взяв.
На пару выдали творенье,
Энергию свою отдав!
Лирическое настроение сопровождало и Ксению.
В один из ближайших поздних, но ещё достаточно светлых вечеров, в их московской квартире, она вышла к мужу на кухню уже в одной ночной рубашке, прижимая к груди их вторую по старшинству, серо-пушистую, сибирскую кошку Мусю:
