Больше всего Платона удивила узкая щель приоткрытой двери в другую комнату. В неё можно было пролезть только, или имея очень длинные ноги, или будучи слишком худым. На это указывали, отодвинутые дверью и упёртые в стену, тазы с яблоками. В этой комнате, на первый взгляд, также ничего не было взято. Заглянул в холодильник на веранде.
Ну, вот! Так и есть! Пропал килограмм очень вкусных «Дворянских» сосисок, Раменского производства, и пакеты с супами быстрого приготовления. Поднялся наверх. В одной из комнат обнаружил исчезновение старого, переносного стереомагнитофона Ксении, который достался ей по наследству от её отца, и которым она, естественно, очень дорожила. Спустился вниз на веранду. Тут только обнаружил ещё и пропажу, давно подаренного им маме и уже частично сломанного, зонтика.
Прошёл на кухню. Всё, вроде бы, без изменений. Повернулся лицом к открытой двери веранды и, обомлел! На сидении слева от двери лежал новенький, очень удачной конструкции, чем-то даже красивый, топор. А вот и улика! Платон аккуратно, чтобы не стереть отпечатки пальцев, взял топор, и к своему немалому удивлению прочитал клеймо на его, испачканным мокрым песком по покрытому лаком, топорище: г. Вача!
Вот тебе на! Это же город района рождения моей бабушки по матери. Видимо при открывании дверей на улицу в темноте вор позабыл топор – решил он.
Пройдя снова к калитке и воротам, Платон обнаружил, оставленные при перелезании через них, следы сапог. Ну, вот и всё! Картина ясна.
Ночью, в темноте, в дождь, вор, скорее всего один, перелез через металлическую калитку, обошёл дом с тыла, встал на скамейку, вскрыл топором окно, проник в дом.
Осмотрев в темноте, скорее всего с фонарём, всё и вся, взял стереомагнитофон, в свою сумку собрал сосиски с супами, прихватил зонтик, держа в другой руке топор.
Открывая затем двери на улицу, под дождь, видимо временно, чтобы раскрыть зонтик, положил топор на сидение и забыл о нём, так как волновался, да и руки были заняты.
Но, возможно, у него всё же был сообщник, стоявший за забором на стрёме.
Завершив осмотр, Платон зашёл к Брониславу Ивановичу, выслушав от него рассказ о том, что тот видел и слышал, как действовал. Платон сообщил ему обо всём найденном и увиденном им, и свою версию случившегося. Он обратил внимание, что Бронислав Иванович, как-то уж очень странно рассказывает эту историю, уходя от сути вопроса, отвлекаясь на, не имеющие отношения к делу, детали. Напоследок Платон припас, как он считал, убийственный факт. Он навесил соседу лапшу на уши, сообщив, что, якобы, отдаст топор своим старым друзьям из ФСБ для снятия отпечатков пальцев и их сохранения на будущее. Он рассчитывал на то, что, если сосед сам лазил в его дачу, то должен как-то испугаться, если не он, то тоже хорошо. Будет знать на будущее, что в случае чего, не останется безнаказанным. Тот совершенно никак себя не выдал. Зато выдвинул свою версию случившегося.
Бронислав Иванович сразу обратил внимание Платона на работающих на разных дачах группы строителей из различных стран СНГ.
– «Да и сторож наш, Михаил, тоже не очень надёжен» – добавил он.
Платон же высказал предположение, что участие в воровстве строителей маловероятно, хотя полностью не исключено.
Он мотивировал это тем, что они панически бояться нарушить законы на территории России, т. к. многие из них нелегалы, живут и работают без регистрации и прочих документов.
И особо они, конечно, боятся милиции, некоторые представители которой не прочь набить свои карманы на проблемах и трудностях иностранных рабочих.
Котов, согласившись с доводами Кочета, переключил внимание в их разговоре на сторожа Михаила:
– «А этот Михаил вовсе не Михаил, а Мустафа! Он двадцать лет отсидел в тюрьме за двойное убийство! Кажется жены и тёщи?».
– «Да!? А на вид не скажешь! Вроде человек деловой и шустрый очень!? Да и ведёт себя прилично, вежлив, аккуратен. Татары, вообще, люди аккуратные! А сколько ж ему лет?».
– «Да ему уже за пятьдесят, ближе к шестидесяти!».
– «Да!? А выглядит значительно моложе!».
– «Вот он вполне мог бы залезть. В его дежурство очень уж часто лазают по дачам! Я сам видел, как он взял чужие топоры, лежавшие без присмотра у открытой калитки! У него и напарник есть – его племянник! Тоже тёмная личность! К тому же очень высокий и худой!».
– «Ну, может и они? Исключать не будем! Пойду, кстати, подойду к нему, поспрашиваю» – завершил разговор Платон, направляясь на выход к калитке соседа.
По пути он заглянул к Марии Ивановне, но, как оказалось, она уже уехала в Москву.
Направляясь к сторожке, случайно встретил их завхоза и сторожа по совместительству, Василису Васильевну. Рассказал ей свою историю. Та посочувствовала, но ничего конкретного, кроме обращения в милицию, не посоветовала.
На стук в окно сторожки из дверей вышел, что-то жующий, полураздетый, с голым торсом, Михаил-Мустафа. Тело его было стройно, загорелым, гладкокожим, без единой волосинки, в меру мускулистым и жилистым. Он производил впечатление человека закалённого жизнью.
Сурово серьёзный взгляд его бледно-голубых невинных глаз выдавал в нём человека гордого, самолюбивого, знающего себе цену, не потерявшего ещё чувство собственного достоинства.
Платон объяснил ему суть вопроса, особый упор сделав, как и для Бронислава Ивановича, на снятии отпечатков пальцев.
К выслушиванию излияний Платона вскоре подключился, вышедший из сторожки действительно высокорослый, худощавый, всё время слегка ехидно улыбающийся, молодой человек.
Очевидно, это был тот самый племянник Мустафы, спокойно выслушавшего рассказ Платона, с добавлением:
– «У меня давно есть подозрения на некоторых людей. Причём из числа садоводов. Они осенью и весной промышляют по дачам соседей!».
– «Кто же это?».
– «Ну, я пока называть не буду. Надо всё ж проверить! У меня есть план, как их поймать! А, кстати, это и Ваш сосед, помойный кот?!».
– «Какой помойный кот?» – недоумённо переспросил Платон.
– «Да который всё время шастает по разным помойкам и берёт всё, что плохо лежит! Я давно заметил, что он не чист на руку!».
Платон изобразил удивление на своём лице, внутренне отдавая должное проницательности бывалого человека:
– «И я тоже заметил это! Значит, Вы считаете, что это он?» – спросил Платон, тут же решая подлить масла в огонь, как бы стравливая обоих претендентов на роль вора, пытаясь таким образом получить максимум информации о них, добавляя:
– «А он считает, что это Вы с племянником!», – при этом следя за реакцией обоих.
Но ничего предосудительного в их малозаметных гримасах он не нашёл.
– «А насчёт отпечатков Вы очень хорошо придумали! Они когда-нибудь попадутся!» – как-то уж очень неестественно, даже немного подобострастно, как бы извиняясь и оправдываясь, подвёл черту невозмутимый Мустафа.
