Не помню, в каком классе, мне под Новый год захотелось нарядиться на школьный карнавал халифом. Я порылся у Николетты в шкафу, вытащил какое-то ее белое платье, завязал его вокруг себя, подпоясался блестящим ремнем, а на голову намотал блузку маменьки, подходящую по цвету. Чтобы чалма выглядела богато, я с помощью булавок прикрепил к ней елочные игрушки. Представляете, какой фурор Ваня Подушкин произвел на празднике? Костюм признали лучшим, мне вручили диплом и подарок. Совершенно счастливый, я вернулся домой, аккуратно повесил вещи маменьки в шкаф.
Через два дня Николетта решила надеть блузку, вынула ее… и принеслась в детскую, крича во весь голос:
– Иван! Кто порвал мою блузку, которую я купила у жены композитора Олыкина? Откуда на ней дыры? Почему она вся в пятнах?
От мучительной смерти в руках разъяренной маменьки меня тогда спас отец, он сказал:
– Очень хорошо, что кофтенка погибла, она тебя полнила и старила. Купи себе новую.
А я, лишенный сладкого, лег спать. И потом долго представлял себе, как стал настоящим халифом: у меня чалма с золотом…
И вот наивная детская мечта осуществилась. Я сейчас – натуральный принц с восточного базара.
– Шедеврально! – заорал Фред, материализуясь за моей спиной. – Только так и ходи. Два колокольца разной формы, один в виде буквы «Б», другой «Ф». Это моя подпись, личный знак, свидетельство того, что бурнусун сшит именно…
Демьянка залаяла, в дверь позвонили, я попытался размотать кошмар с колокольчиками.
– Не, не, – запротестовал Фред, – пошляйся так, привыкни. Знаешь, хочется тебя слегка осовременить. Красивое лицо, но не ухоженное. Что за брови? Теперь такие не носят.
– Вава! – заверещал в коридоре дискант маменьки. – Срочно покажись! Опять какую-то ерунду читаешь? Мне нужно… А-а-а-а!
От звука, который исторгла маменька, вошедшая в ванную, у меня заложило уши, а Демьянка от страха пукнула и наложила кучу. Борис бросился собирать ее «визитную карточку» с помощью туалетной бумаги.
– А-а-а-а! – визжала Николетта. – Это правда он? Он?
– Я! – Радостно завопил байкер.
– Неужели в самом деле я вижу здесь Фреда? – проорала Николетта и бросилась моему гостю на грудь. – О-о-о-о!
Дизайнер заключил ее в объятия.
– Дорогая, остановись, это действительно я. И для тебя, такой красивой, модной, суперской, сделаю все, что прикажешь. Селфи?
– Да! – завопила Николетта, выхватывая из сумочки мобильный. – Вот так. Теперь этак… С улыбочкой… О-о-о-о! Кока с ума сойдет, когда меня с тобой в Инстаграме увидит… А-а-а-а! Зюку паралич разобьет… Обними меня! О-о-о! Я тебя отмечу! Меня облайкают! Вава! Бурнусун! О-о-о! Ты его купил? Не верю! Зачем тебе такая красота?
– Это мой подарок Ване, – пояснил Фред, – с личным знаком. Тебя как зовут, ягодка?
– Николетта, – кокетливо ответила маменька, – я сестра Вавы. Младшая.
– У тебя шикарный брат! – воскликнул Фред. – Он меня спас.
– Правда? – изумилась маменька. – И за это Вава получил бурнусун? А мне? Тоже хочу презентик!
– За что? – поинтересовался дизайнер.
– Мы же семья, – пропела матушка, – нечестно, если подарок достанется только ему.
Я снял чалму и протянул Николетте.
– Носи на здоровье.
– Эй, эй! – возмутился Фред. – Тебе было подарено!
Николетта схватила тряпку и со скоростью юной сороконожки исчезла с глаз долой.
– Подарки не передаривают, – обиделся дизайнер.
– Ты не знаешь Николетту, – вздохнул я. – Она моя мать, и если не получит то, что хочет, моя жизнь превратится в ад.
Раздался стук двери.
– Госпожа Адилье ушла, – объявил Борис.
Мне стало смешно. Маменька так испугалась остаться без тряпки с колокольчиками, что унеслась прочь, цепко сжимая добычу, даже забыв, зачем приезжала.
– Во дает! – заржал Фред. – Не расстраивайся, Ваня. Пошли, сделаем по глоточку. Эй, Боря, чего в холодильнике есть? Яйца в наличии?
– Конечно, – кивнул мой помощник.
Фред потер руки.
– Сейчас я забацаю пиратскую яичницу. Ваня, тащи свой коньяк. Боря, накрывай поляну. Накатим по капельке за Ваняшину доброту. Ну, чего стоим, зырим? Пора лапами бить! И не моргайте, как филины больные. Не уйду, пока не попробую Ванькин коньячок. Боря, на-ка ключарики… Внизу «Феррари» стоит, на заднем сиденье кофр. Приволоки его сюда. Знаю, какой сейчас Потрясушкину подарочек сделаю, раз бурнусун мамахен увела.
Я рассмеялся.
– Моя фамилия Подушкин. Она простая, но не все могут ее запомнить. И чаще всего именуют меня Одеялкиным. Вариант «Потрясушкин» слышу впервые.
– Супер! – захохотал Фред. – Зажигай свечи! Ну, лети к нам, тихий вечер, оторвемся в веселой компании… Парни, вы жженку любите?
– Что это? – удивился я.
– Жженку не пробовал? – оторопел Фред. – Никогда?
– Нет, – в едином порыве ответили мы с Борисом.
– Парни, как же вы скучно жили… – пожалел нас дизайнер. – Радуйтесь, судьба вас со мной столкнула, теперь веселуха попрет. Ну, вперед, включайте музыку! Группа «Ронди Кар» есть?
– Нет, – смутился я, – у меня только классика.
– А они кто? – вспыхнул Фред. – Лучшая группа всех времен и народов. Неужели о ней не слышал?
– Никогда, – признался я.
Фред хлопнул меня по плечу.
– Парень, ты вообще в школе учился?
Я улыбнулся.
– Конечно. Как все.
– Вовсе не каждый за партой сидел, – возразил Фред, – я знаю полно народа, который читать не умеет. А ты небось еще и институт закончил?
– Литературный, – уточнил я.
– О! Мы с вашими девочками когда-то тусили, они на грудь лихо принимали. Пол-литрухи уговорят и стихи свои выть начнут, затем принимаются выяснять, кто из них гениальнее, и в драку… Битва кошек! – провозгласил дизайнер. – Слушай, вроде лет нам с тобой одинаково, а ты странный: жженку не пил, «Ронди Кар» не слушал, от них же все чумели. Ладно, двигай на кухню. Ща все тебе расскажу. Эй, коньяковский-то прихвати!
Мы переместились в столовую. Фред начал бесцеремонно шарить в шкафах и холодильнике, мне он велел сидеть на диване и слушать, а Бориса отправил в свою машину за какими-то вещами.
Рот у дизайнера не закрывался, языком он работал, как мельница жерновами.
– «Ронди Кар» – это четверо парней. Сначала они играли всякую муть на вечерах, чужие песенки. Потом начали сами писать тексты, были по-мощному талантливы. Стихи невероятные, голоса чарующие, оперные баритон, бас. Им бы в консерваторию идти учиться. Но все денег хотели, с девочками тянуло погулять, молодые же, а герлы на запах купюр летят. О! Вот и Боря! Ставь кофр, раскладывай яичницу, а я наливаю жженку. Давайте, парни, за мои клыки выпьем! Нашлись, родимые!
