Она ойкнула и закрыла глаза.
– Что такое?
– Голова… – Катя скривилась. – Будь она неладна! Вот всегда так неожиданно и резко!
Дима выбежал в коридор и позвал сестру.
– Все! – сказал он, вернувшись. – Я тебя больше не слушаю и перевожу в частную клинику. Попробуй только отказаться!
– Только я все отработаю, – прошептала она, морщась.
– Обязательно отработаешь! – буркнул Дима, поправляя одеяло.
Вошла медсестра с аппаратом для измерения давления.
– Что болит? – спросила она, проверяя пульс.
– Голова… – прошептала Катя, и по ее вискам потекли слезы.
– Плакать не надо, – отстраненно сказала медсестра, считая пульс. – Пульс нормальный. Мужчина, – она посмотрела на Диму, – а вы, собственно, кто ей?
– Я, собственно, знакомый.
– Тогда вам лучше уйти, – по-хозяйски распорядилась медсестра.
– Хорошо, я уйду. Заведующий на месте?
– Должен быть на месте, вторая дверь справа, в конце коридора.
– Спасибо, – одними губами сказала Катя.
– Мне нужен твой телефон.
– Мой номер…
Она продиктовала номер. Дима нажал кнопку вызова, и в тумбочке раздался звонок.
– Все верно. Катя, ни о чем не волнуйся, сейчас все оформят и тебя заберут.
Через полчаса, обговорив с завотделением все нюансы перевода, он спустился в вестибюль и вынул телефон:
– Богдан, это я. Документы будут готовы через полчаса, можешь присылать машину.
– Хорошо. Сейчас тебе перезвонит мой секретарь. Скажешь, кого и откуда забирать.
Глава 4
1988 год. День второй
Дима быстро разделался с завтраком и заглянул в общую столовую. Настю он нашел сразу – она сидела спиной к дверям. Ее зелено-оранжевый сарафан резко выделялся на фоне американских джинсовых костюмов, французских трикотажных батников, белых теннисных шортов и футболок «Лакоста» с маленьким крокодильчиком на рукаве или груди. В Харькове все это продавалось с рук цыганами в Детском мире, фарцовщиками и сотрудниками «Интуриста», а также в магазине «Березка» за боны, которые покупали у моряков загранплавания. На Диме были джинсы за двести сорок рублей – подарок родителей на день рождения, – футболка за четвертной и замшевые мокасины за пятьдесят целковых.
Света и Аня появились в коридоре первыми. Света смерила Диму взглядом и убрала с лица прядь волос. Крутя на пальце брелок с ключом от номера, к ним подошел Тарас.
– Всем привет! Что делаем после завтрака? – Он обнял Свету за талию.
– У меня радоновая ванна, – сказала Света.
– Плюнь на ванну, пошли на пляж.
– Ну, не знаю…
– А я знаю! – Тарас увлек ее в сторону, что-то шепча на ухо.
– Ты на процедуры? – спросила Аня.
– Нет, – ответил Дима.
– А что, тебе ничего не назначили?
– Назначили, но я не хожу.
– Тогда до обеда.
– Пока. – Дима не сводил глаз с Настиной спины.
– Эй, чего застрял? – услышал он голос Тараса. – Пошли купаться.
И тут Настя встала и направилась к двери.
– Идите, я догоню. – Он быстро пригладил волосы и поправил пояс на джинсах.
Увидев его, Настя улыбнулась:
– Доброе утро!
– Здравствуй. Ну, как дела? Не попалась на глаза дежурной?
– Нет, не попалась. Я зашла в корпус без двух минут десять.
– Ты придешь рисовать?
– Если ты не передумал.
– Не передумал.
Подошел Тарас.
– О чем вы тут шепчетесь? – недовольно спросил он.
– Настя будет рисовать на нашем балконе.
Тарас приподнял бровь:
– Это не очень хорошая идея.
– Я так не считаю, – возразил Дима.
– Ребята, это вовсе не обязательно, – вмешалась Настя, – я найду другое место.
– Слышишь? – Тарас сверлил Диму взглядом. – Она найдет другое место. Пошли купаться.
– Нет, она будет рисовать на нашем балконе.
– Слушайте, не надо из-за меня ссориться. – Настя молитвенно прижала руки к груди. – Дима, честное слово, это не так важно…
– Настя, пожалуйста, подожди, – сказал Дима, не сводя с Тараса глаз.
– Ну, как знаешь! – Тарас прищурился и, круто развернувшись, сбежал вниз по лестнице.
– Он не обидится? – спросила Настя, глядя ему вслед.
– Не обидится. Когда ты придешь?
– Сразу после процедуры, минут через сорок.
Сидя на диване, Дима ждал Настю. Он очень нервничал. Она пришла в половине одиннадцатого и сразу начала рисовать. Дима сел чуть поодаль, в кресло-качалку. Он не качался – боялся помешать. Вытянув шею, он смотрел на линии, появляющиеся на бумаге, на руку, то замершую в воздухе, то твердую в своем движении, то порхающую над рисунком. Он смотрел на профиль Насти, то сосредоточенный и резкий, то внезапно теряющий очертания и слившийся с солнечными лучиками, заглядывающими на балкон сквозь высоченную пихту. Он улыбался, когда Настя прижимала пальцы к губам и задумчиво смотрела на море, и ему было больно, когда по ее лицу пробегала тревога.
– На сегодня хватит, – сказала Настя, и он вздрогнул от неожиданности.
– Что? Все?
– Да, – она повела плечами, – полтора часа…
– Полтора часа? – Он посмотрел на часы. – Ничего себе! Я и не заметил.
А что он мог заметить? Он смотрел на нее, и больше ему ничего не нужно, только бы она была рядом.
– Пойдем на пляж.
– Не могу, в двенадцать двадцать у меня процедура, – виновато сказала она.
Черт бы побрал эти процедуры!
– А после обеда тихий час?
– Ага.
– М-да… У вас порядки, как в казарме.
– Ну, я с этим ничего не могу поделать.
– Хорошо, – он примирительно сложил руки, – тогда скажи, когда мы увидимся?
– Давай погуляем после ужина.
– Может, поплаваем?
Она скривилась:
– Не хочу… Вода холодная.
– Хорошо, я буду ждать тебя возле фонтана. Идем, а то опоздаешь на свои процедуры.
В вестибюле они прошли мимо окаменевшей Антонины Денисовны. Ее сопение было слышно, пока за ними не захлопнулась дверь. Он проводил Настю до бальнеологического корпуса.
– Настя, я… – Он остановился на крыльце и потер пальцами лоб. – Я видел, как ты рисуешь. Ты такая… ты красивая.
