Он помолился, и нерешительно вошел в здание. Там ему опять было мучительно плохо в душе, и он закурил сигарету. А следовало собраться с силами, но где их сейчас взять?
Потом все это будет казаться кошмаром и наваждением. Он стоял в свете солнечного сектора, и не торопился пройти в большой зал. Дверь, как и прежде, была открыта, следовало докурить свою сигарету и зайти. Но что– то удерживало его от этого шага. Этот зал был ему уже знаком. Все окна были зашторены толстым красным бархатом. Лепнина сводов, столбов и арок предвосхищали своими природными прожилками камня, оттенками другого материала. Краски других изображений открывали лики диковинных существ из греческих мифов. Но то, что в дневном свете казалось прекрасным, в этот миг таило страшное предупреждение. Мрамор, увитый кровеносными капиллярами, темные, тяжелые шторы, словно черного цвета, тень изображений – все это отталкивало его от темноты, где силуэты в кожаных плащах и куртках, стояли плотной толпою. Нет, строем. Где ему, живому пока человеку, не было место. Его и других ждали с нетерпением, но что именно ждало, он боялся даже подумать.
Холод пронизывал его тело, медленно коченеют руки, где– то слышится хор чужих голосов, словно зовут его, тянут в этот строй. Лица. Он не видит их лиц в сумраке этого странного зала, тут видны только глаза.
Где-то на трибуне красный лидер, коверкая русские слова, рубит свои фразы о великой цели, которая перед ними поставлена. Он прямым текстом обращается к своей пастве, которую привез сюда, на этот континент. У них своя цель! Какая?
– …Это наследие гнилого буржуазного строя. Правящие классы за все время их господства безжалостно грабили и эксплуатировали народ, они бросили его на кровавую бойню и покрыли всю землю кровью, гнилью, падалью и мерзостью. Власть же рабочих всего несколько месяцев, как получила возможность производить чистку страны от буржуазного наследия. А на это нужно время.
Его речь была в меру пламенной, незаурядной, но что– то проскальзывало во всем этом. Что? Образ пролетарского всадника, нового мессии, потомка революционеров древнего Израиля, фанатично ополчившихся против своего Бога. Образ современного рыцаря Апокалипсиса, выступившего сразу против всех.
Новое, революционное было, как и все сегодня, заманчивым, ярким и блестящим. За которым можно было хорошо и надежно спрятаться.
Вдруг появилась в проходе товарищ Люба, она в нерешительности остановилась, потянулась в карман за коробкой папирос, потом передумала.
– Скоро появится товарищ Ульянов, до этого два– три делегата, среди них ты!
Он очень хотел увидеть Ленина, об этом человеке столько много говорил, что пора было на него взглянуть.
– Неужели она ничего не видит, не понимает? пронеслось в голове.
Ее кожаная куртка резко отличалась от тех, что были надеты на товарищах в зале. Те были, как литые, цельные. Их черная, натуральная кожа, словно броня неведомых до сели существ, которые затаились в спасительной для себя темноте.
– Его имя Легион!
пробормотал он, и увидел этот зал уже бесконечным. Не пятьсот, а тысячи тысяч теней замерли в ожидании последней команды лидера этого чудовищного обряда.
– Если выйти на солнечный свет они пока не могут, то зачем мне стремиться к ним? Но если я сейчас уйду, то они сразу поймут, что я не такой, как все. Поймут, что я что– то вижу, и самое главное, что– то знаю!
Он сделал шаг в сторону, изображение в проеме дверей изменилось, пропала сама иллюзия искажения. Там, где– то в глубине зала, мелькнуло слабое освещение, и самое главное там стояли живые люди. Арсений еще раз стал читать свою молитву, сначала про себя, потом шёпотом, а последнее слово вслух. Это получилось зло, весело, именно так, как он иногда умел.
– Аминь!
Товарищ Люба еще раз с удивлением посмотрела на него, поправила где– то на шее ладанку, которую не было видно. Это он ей успел подарить недавно, в свете последних событий.
Он чувствовал, что – то изменилось в лучшую сторону. Сразу прошиб холодный пот. В руках текст с его речью, они тронулись с места, но пока не вошли в зал. Она еще с недоумением смотрит на него.
– И неужели она не видит, что ждет их за порогом! Даже не смерть, это бездна! Может быть, это он такой один, или безумие присуще только ему?
Товарищ Люба тянет его в зал, кажется, что это страшный сон, ночной кошмар. Он сейчас проснется, и все исчезнет. Ему нужно зачитать свою речь. Для этого следует войти в зал, протиснуться через ряды безликих столбов, с горящими глазами.
Не все так скверно, люди еще остались, и это его успокоило. Группа мужчин в секторе, который освещался солнцем. Их было ровно четверть от всех присутствующих. Зал уже не казался таким зловещим, безграничным, как минуту назад. Стала исчезать его наполненность размытыми силуэтами и «темнокожанными», мускулистыми нелюдями и монстрами. Ветер словно сдул лишние фигуры, и сломал чужой строй.
– Ясно! Кто – то отдернул штору!
Он посмотрел на другую группу. Та давно была освещена, и обладала чем– то тревожным, холодным и безграничным. Фанатичность читалась там, но не было времени что– то разглядеть, и места среди них, точно тоже не было.
Подоспели с улицы еще товарищи. Много, словно прорвало. Они– то с любопытством заполнили тишину этого молчания. Живые люди растворились среди остальных, ничего пока не понимая. Проходя дальше в зал, он уловил на себе хищный взгляд упрямого человека в пенсне. Тот словно не ожидал живого потока в данном месте. И видел, кто именно шел впереди.
Теперь на трибуне выступал тучный краснощекий человек, которого окружали его соратники. Было видно, что он умел говорить, и самое главное, его слушали все. Неожиданно открылись остальные двери, и в зал потянулись еще люди. Стало заметно, что тем, кто стоял тут раньше, стало вдруг тесно. Но не это было главное. Вместе с дверьми кто– то одергивал шторы, открывал просветы и распахивал настежь окна. Вместе со светом в зал ворвался свежий воздух!
Несколько секунд, все замерли. Арсений опять заметил каким – то боковым зрением, как некие тени покинули зал, они поспешили куда– то вниз, куда уводила крутая широкая лестница, которая упиралась в темный бесконечный провал. Теперь зал был разделен на три равные части. Этих перемен никто не заметил, просто со стороны казалось, что люди бесконечно входят, слушают, хлопают ораторам.
Но теперь это был другой зал. Блеск обработанного камня, теплый свет рисунка на потолке. Древние могучие боги смотрели из туч, они пробили все– таки мрак. Те, кто сейчас отступили, не смогли подчинить себе остальных. Некий обряд оборвали, не дав сотворить ужас последней командой. Сторонники краснощекого молодца долго рукоплескали, не единого слова до сознания так и не дошло. Некий заслон, сотворенный простой молитвой, плюс противоборство других оппонентов, это не дало потерять ему себя в этом омуте. Людей накрыло туманной пеленой, толстым перьевым облаком. И это было нечто! Скажем, одним словом! Наваждение!
