Заключение
Ландсберг – это городок в шестидесяти километрах от Мюнхена. Красивое место, упрятанное в бесконечных холмистых лесах долины реки Лех. Местная тюрьма находится на возвышенности и окружена отдельной каменной стеной. Можно отметить эту предусмотрительность прежнего руководства. Внутри все давно устроено и подчиненно строгому распорядку. Медицинский блок. Оттуда пришел фельдшер, чтобы осмотреть больных. Заключенный камеры № 7 доставил немало хлопот своим поведением. Конечно, ему предоставили медицинскую помощь, с его руки сошла опухоль.
– Регулярные массажные протирания, и господин заключенный вновь сможет играть в гольф.
– Какой гольф? – поморщился надзиратель, если заключенный не бросит голодовку, то завтра мне придется искать другую работу. Директор тюрьмы готов с него каждую пылинку сдувать. Две недели ничего не есть, сдохнет, а за него потом отвечай.
– Мне по этому поводу уже говорили. Если он дальше не будет ничего принимать, то воспользуемся старым проверенным способом.
– Каким?
– Зондаж.
Заключенный обреченно сгорбился. За последнее время он действительно почернел, похудел, и решительно не притрагивался к еде. Такое уже случалось в его жизни. Он вспомнил, как очнулся с резкой, пульсирующей болью где-то в районе роговиц глаз после ранения. Очнулся в кромешной темноте, и ничего не мог понять. Почему мир так изменился? Но это было во время войны, тогда врач сообщил, что слепота временное явление, что не стоит переживать, все наладится. Ничего он не понял, этот самый доктор! Кайзер, которому он присягал, был низвергнут, предатели и соглашенцы закончили войну. Вот причина его темноты. Это в тот момент казалось настоящей катастрофой. Но потом он привык, воображение временно заменило ему внешний мир, и если бы не ноющая боль, он был бы почти спокоен. Сначала он обрел силы внутри себя, а уже потом стал искать их для всего своего тела. А пока его тело лежало на твердой накрахмаленной простыне, и это соприкосновение казалось нереальным. Постельное белье! Оно карябало его чистую кожу. Он просто отвык от него, от чистоты. Запахи, кругом в темноте носились различные запахи. Он помнил ее запах. Медсестра появлялась всегда тихо, но запах никогда не обманывал его. Стоило ей появиться, и он уже знал, что она сидит рядом. Конечно, к нему применили зондаж, сработал запорный механизм, организму следовало расслабиться. Та голодовка в лазарете закончилась так быстро, что он о ней сразу забыл. Вводить сладенькую, кипяченую воду или бульон с помощью зонда, он никак не ожидал такой подлости! Конечно, для этого применили силу, ведь справиться с раненым оказалось просто. Два рослых санитара уносили больного в процедурную палату, а потом, громко смеясь, возвращали его. Поэтому в следующий раз, когда его спросили, будет ли он кушать, он испуганно, утвердительно кивнул. Ему принесли миску теплой манной каши, и именно это создание впервые накормило его. Она вытирала ему рот, никогда не торопила, о чем-то безостановочно болтала, спрашивала. Именно ей он рассказал о валькириях, которых якобы видел. Она посмеялась, но кто-то узнал, очевидно, услышал о его словах, и это послужило поводом для всеобщих усмешек. Девушку звали? Как ее звали? Он старался вспомнить, но в памяти возникал лишь ее неповторимый запах. Регина, возможно, Регина. «Необычное имя для немки», – подумал он. Акцента у этой женщины он не замечал, хотя голос тоже преломлялся в его сознании, и служил отдельной значимой функцией. Голос был очарователен. Итак, она кормила его, вытирала, приносила утку. Он просил ее отвернуться, она видела, что он смущается. Право, он просто не помнил, кто именно помогал проделывать те мучительные процедуры! Так бы, наверное, смущался еще больше. Тогда он не думал голодать, просто его накрыло чем-то, и прием пищи показался ему ненужным фактором. Именно голод привел к тем устойчивым галлюцинациям, которым он подвергся, лежа в госпитале. Сегодня очищение организма было тоже крайней необходимостью. Именно этот фактор позволил ему увидеть нечто такое, что уже было в его жизни. Он хотел сам заглянуть в будущее, проверить прошлое. А настоящее? Оно пока подождет. Печально, но факт. Он перебирал все события и даже пожалел, что не слеп в этот момент, зрение ему точно мешало, так бы смог вспомнить намного больше. Пресса для заключенных была доступна, можно было читать дозволенную цензурой литературу, или выписать что-то за обственные деньги. Западные газеты прошлись по поводу всех событий, от них не скрылось ничего. Это его тоже расстроило. Потом прошло. Почему? Он перестал медитировать, отозвались его друзья, на связь вышли помощники. Ему показалось, что все хотели его поддержать, поэтому он поддался, дал себя уговорить. Что это было? Рисовая жиденькая каша. Он съел ее достаточно, чтобы внутри что-то началось. Ади лежал и прислушивался к себе. Кто-то из его помощников уверял, что следует продолжать бороться. Конечно, так оно и будет, он скоро вернет потерянные позиции. Это был первый раз, когда он попытался самостоятельно встать, чтобы просто пройтись. Как его шатало, это напоминало качку в лодке на морском берегу. Он ненавидел качку, самолеты, и предателей. Генерал Людендорф его предал, это стало ясно. Как он тогда сам сказал?
– Я никогда больше не буду верить слову немецкого офицера.
Что касается остальных? Остальные не смогли выполнить всех предначертаний. Почему? Потому, что отказались, стрелять в своих, в немецких граждан. Курсанты пехотного училища ослушались приказа. Но если подумать, то это еще даже не солдаты. Заметка на будущее, ему следует создать новый рейхсвер, который будет беспрекословно подчиняться только его приказам. Еще следует изолировать всех противников. Ареста мюнхенских евреев по телефонной книге было недостаточно. Как тогда сказал фон Грехт?
– Что ты собираешься с ними делать? Их же почти одна треть населения. Промышленность, частное производство и сельское хозяйство держится на этих тридцати процентах. Куда ты их денешь? Построишь им отдельную страну? Или попросишь американцев забрать их себе? Не строй иллюзий, это все очень серьезно. Как только ты тронешь евреев, Америка объявит тебе войну.
Ничего он не знает, этот старый фронтовой друг. Его критические слова могли бы отрезвить любого, но именно его не оказалось рядом, когда все началось. Даже бывший генерал Людендорф на это ничего не сказал. Он сидел в зале невозмутимо, как статуя, с каменным лицом, потягивал красное вино. Ади обещал бороться, и его люди восприняли это в буквально смысле. Он давно нашел для рядового германца врага, с которым следует покончить. Как сказал Дитрих?
– Толпа это женщина, которую нужно завоевать. Поэтому, ей следует что-то пообещать.
Он так и сделал, обещал. Словно священник, он дал всем искупление грехов на будущие свершения. И каждый член его партии понял его по-своему. Начались аресты на улицах, погромы. Этого им казалось недостаточно.
– Следовало заранее составить списки.
Днем штурмовики разгромили редакцию социалистической газеты «Мюнхенер пост». Там избили и выгнали всех служащих. Потом толпа направилась в еврейскую типографскую фирму «Паркус», где изъяли почти пятнадцать триллионов марок. С них еще потребовали расписку. Кто-то расписался в бумагах, потом об этом много говорили, смеялись. Новому начальнику городской полиции Пенеру не удалось подчинить себе штаб местной полиции, дело в том, что там его самого взяли под арест. Произошло это очень просто, господин Пенер спокойно прошел в здание в сопровождении одного человека, заявил, что все должны сдать оружие, но его самого вежливо взяли под руки и увели в отдельную комнату. Потом он, конечно, сам себя спрашивал, почему он не взял с собой несколько десятков штурмовиков, и ответа не находил. Наверное, получив новые полномочия, следовало подумать о собственных надежных кадрах. Конечно, его пытались освободить, но посланные захватить полицейский штаб курсанты и подразделение «Боевой лиги» не смогли ничего сделать. Там были готовы отразить любую атаку. Если бы захват произвели несколькими часами раньше, то успех был бы гарантирован, но не сегодня. Становилось, очевидно, что путч провалился. Потом был марш-шествие к зданию министерства обороны, но и там все вышло не лучшим образом. Последовали аресты основных виновников событий. Когда все улеглось, выпустили подпольное послание:
