Оправдывая свой хохот, Платон опередил острую на язык жену:
– «А ты покажи ему пальчик, он и засмеётся!».
– «Особенно твой!» – быстро нашлась она, входя в тему и иллюстрируя сказанное своим согнутым пальцем.
– «А-а-а! А я-то поначалу подумал, что другой!» – подыграл то ли жене, то ли себе озабоченный Платон.
Ведь ещё утром он спросил свою соседку с тыла Татьяну об её гостьях – о вдовах двух её Сергеев, сына и двоюродного племянника:
– «Что-то твоих девчонок не видно? Спят, наверно ещё, и эротические сны досматривают?!» – проговорился тогда он.
Но Татьяна в этот момент отвлеклась на окрик своей соседки Лены, бесцеремонно перебившей беседующих.
Закадычные соседки по даче Таня и Лена при встрече всегда сюсюкались и пели друг другу дифирамбы, а за глаза потом, плачась Платону, критиковали и поносили друг друга, обвиняя чуть ли не во всех тяжких, как настоящие… заклятые подруги.
Странная у баб дружба? Всё-таки они подлые твари! Они не могут дружить долго, искренне и бескорыстно! – подумал как-то Платон.
Вот, например, музыкантша Лена, иногда читавшая и критиковавшая стихи Платона, из которых ей нравились лишь отдельные строфы и строчки, как-то раз проговорилась ему, что выписывает их в свою тетрадь.
Стало быть, ворует!? – пронеслось тогда опасливое в мозгу поэта.
Так, глядишь, слижет сливок, соединит их и выдаст за свои стихи! – продолжил он обоснованное опасение.
Да! Баб надо опасаться! Причём всех! – сделал вывод философ.
В понедельник началось и календарное лето.
Платон, верный несколько лет назад заведённому принципу, дорожил теперь каждым его деньком.
– «Мне тут один дедок по телефону голосом Левитана наговорил столько реферамбов!» – поделилась Надежда детской радостью с Платоном в Международный день защиты детей.
– «Чего наговорил?!» – переспросил он на всякий случай, вдруг кандидат биохимических наук оговорилась?
Но нет!
– «Реферамбов!» – уверенно повторила руководительница коллектива, где все имели высшее образование, а половина были ещё и кандидатами наук, но, конечно, не филологических.
Да! Великий и могучий всё же нуждается в защите! – решил писатель.
Позже Платон услышал уже за стеной очередной восторженный рассказ Надежды Сергеевны, и, как всегда, громкие поощрительные высказывания Ивана Гавриловича.
Да! Прям, кукушка и соловей… разбойник! – решил поэт.
Но он несколько ошибся. После обеда, выйдя по надобности в коридор, он увидел, как навстречу ему идёт весёлый клоун Гудин.
В широких, клетчатых, летних брюках он смешно семенил, слишком широко разводя носки ботинок, словно Чарли Чаплин. При этом забавно выпятив вперёд нижнюю челюсть, видимо очень стараясь, и выставив точно по курсу единственный зрячий глаз. Он весело помахивал большим пакетом с дармовыми яствами, купленными на деньги дрессировщицы Павловой только для них двоих.
Но особенно Ивана Гавриловича радовало то, что Платон уже пообедал за свой счёт, и дармовой еды ему теперь не полагается!
– «Ну, что? Пожрал!?» – язвительно и гордо не сдержался Гудин, покачивая увесистым пакетом.
– «Сочувствую тебе!» – ответил Кочет.
– «А что так?» – насторожился тот.
– «А то, что тебе всё время приходиться жрать и обжираться дармовщиной, что тебе дадут! А я же только ем, причём своё, что хочу!».
– «Плато-о-он! Подь сюда!» – неожиданно воплем Надежды разрезало коридорную тишину.
Заведённый Платон вошёл вслед за Гудиным к начальнице и, увидев смущённые лица посетителей, нарочито спокойно спросил:
– «Ты чего орёшь-то?! Я уж подумал, у тебя корова отелилась, и ты зовёшь меня отёл принимать!» – намекнул он гостям на трудное детство хамки.
А та дала ему, как уже пообедавшему, задание на выдачу заказа.
Возвращаясь, Платон услышал замечание заклятой подруги многих своему верному псу Гудину:
– «Иван Гаврилович! А почему Вы так тепло оделись? Ведь жара!».
– «Пар костей не ломит!» – выдал довольный заботой тривиальное, как большой секрет.
– «Он их ломает!» – разочаровал того, не сдержавшийся Платон.
И летние дни побежали один за другим. Только и успевай, непонятно куда и зачем. Его первая декада выдалась в меру жаркой.
И на работе тоже была запарка. Платону надо было наклеить этикетки как можно на большее количество банок, с запасом, чтобы спокойно уйти в отпуск. Он и старался во всю, боясь быть потом не вовремя отозванным из него. А перед отпуском ему хотелось починить машину, пройти техосмотр и перевезти на дачу кошек. Удалось только последнее. А вместе с кошками и их хозяин теперь вынужден был переехать на постоянное житьё на природу.
С машиной пришлось опять повременить. Все вечера Платон теперь ездил за город, и заниматься ремонтом Волги времени не было совсем.
Глава 5. Заветное
Многие люди осенью сожалеют об ушедшем лете, а зимой уже ждут его.
Весной же они ждут лето с нетерпением. Но, как только оно почему-то неожиданно приходит, начинают безжалостно транжирить его золотые денёчки.
Платон давно понял это, и знал, что к лету надо готовиться заранее. А как только оно наступит, интенсивно проживать его горячие деньки. Поэтому к этому сезону, особенно к своему отпуску, он подошёл во всеоружии.
В первый отпускной день, в понедельник 15-го июня, Платон утром вернулся с дачи в Москву, и сразу приступил к завершению срочных, неотложных городских дел.
Подготовив вещи на дачу, он удачно съездил в гараж, осуществив грубую очистку генеральской конюшни от крупногабаритного и ненужного металлолома. Завершив избавление от остатков металла, брошенных к контейнеру, он получил неожиданное замечание от охранника Владимира, что, мол, слишком много мусора от одного человека.
Но успокоил того:
– «Да это последний заход! Жалко только старый двигатель не могу вытащить!».
Не успел Платон из одного бокса в другой перегнать с трудом в этот раз заведшуюся Волгу, как появился всё тот же Владимир с незнакомым молодым мужчиной, который предложил сразу же забрать двигатель.
Втроём выволокли его из дальнего угла гаража на улицу. А через несколько минут двигатель был уже вывезен не тележке прочь.
Все участники мероприятия были довольны результатом.
Владимир – порядком и дополнительным заработком за «наводку».
Платон – полной и окончательной очисткой гаража от ненужного крупного металлолома и хлама.
