На следующий день ожидался кратковременный приезд Иннокентия, но без подруги Киры.
Опять тёплая встреча: рукопожатия, поцелуи и объятия.
Братья давно не виделись, и Володя естественно запомнил самого младшенького братишку ещё малышом. А тут, всего лишь чуть уступающий ему в росте, красивый молодой человек!
Диане тоже понравились оба её дяди, как и она им. Но больше всего ей, конечно, понравился её симпатичный, ласковый, добрый, спортивный и энергичный, никогда не унывающий, предприимчивый и весёлый дед.
И от Платона она практически уже не отходила, разве что поиграть с подаренной ей куклой. Они играли то в теннис, то в бадминтон, попутно общаясь. При этом дед всё время забавлял внучку своими шутками, прибаутками и гримасами. Она даже иногда просила его:
– «Дед! Посмейся, ещё раз, пожалуйста! Ты так смешно смеёшься! Мне очень нравится! Ну, давай, дед!».
И дед давал, а та от души хохотала, доставляя ему просто наслаждение.
В воскресенье времени на большой спорт с участием Кеши не было. Тот согласился только пострелять, выбив тридцать три очка, и по ним сравнявшись с Василием и Виталием, обойдя их лишь по качеству выстрелов.
Но получилась весьма странная картина. Платон, веривший в магию чисел, с удивлением и удовольствием обнаружил, что все трое, родившиеся в один день – двадцать четвёртого июля, и выбили одинаково по тридцать три очка, заняв места с четвёртого по шестое, не сдвинув, находящуюся на третьем месте, но на шестом месяце беременную Дашу.
После позднего обеда Кешу отпустили в Москву. Братья тепло распрощались, пожелав друг другу здоровья и успехов.
Проводив его, отец с сыном сразились в настольный теннис, где Володя уже взял хоть и трудный, но заслуженный реванш. Затем взялись и за прощальный бильярд, в который в этот раз играли очень долго.
Сын хотел на прощание доставить отцу удовольствие, заодно и подтянуть своё мастерство в споре с сильным соперником.
Ксения тем временем хлопотала на кухне, обеспечивая едой на последующие дни мужа и гостей. Её отпуск закончился, и завтра ей предстояло выйти на работу.
За вечерним чаепитием, опять из самовара, тепло распрощались. Напоследок Вероника разоткровенничалась:
– «Ксения Александровна! Спасибо Вам за всё! Нам так понравилось! Мы себя действительно чувствовали, как дома!».
– «Приезжайте ещё!».
Проводив жену, Платон принялся за уборку, гости – за предварительную подготовку вещей.
В понедельник, 17 августа, гости уезжали. Утром плотно позавтракали. А днём, непосредственно перед отъездом ещё устроили и прощальный ленч.
Кроме обычной еды в виде сухого пайка из хлеба, котлет, ветчины и буженины, Платон собрал им в дорогу яблок и огурцов, различной зелени: петрушки, салата, укропа, лука и чеснока, а также дал конфет от укачивания.
В полиэтиленовые бутыли он налил компота и кипячёной воды. А в подарок вручил ещё и полюбившегося им яблочного варенья собственного приготовления. Внучка показала деду свои рисунки, в основном шаржи, сделанные здесь, удивив его качеством их исполнения и наблюдательностью художницы. В промежуток между едой гостями были собраны, упакованы и уложены в багажник все вещи, еда и подарки. Девочки принарядились, на прощание ещё раз пройдясь по саду, любуясь его красотами. Не забыли и сфотографироваться. И вот наступил момент расставания.
Платон начал с женщин. Сначала осторожно обнял худенькое тельце невестки, поцеловал её в щёку, получив в ответ от интеллигентки поцелуй, благодарность за всё, и комплимент.
Затем он принялся тискать внучку, сначала крепко обняв её и зацеловав в нежные щёчки, а потом ещё и с трудом подняв её чуть от земли.
Дианка тоже нежно обвила морщинистую шею дедушки своими хоть уже и крепкими, но ещё по-детски нежными руками, поцеловав его в шершавую щёку, загадав при этом:
– «Дед! Ты у меня самый лучший на свете! Я к тебе приеду ещё, и вообще у тебя останусь!».
– «Хорошо! Жду на будущий год! Привет бабушке Наташе!».
– Хорошо! Передам!» – помахала она ручкой, садясь на заднее сиденье.
Платон открыл ворота, разогнал от машины любопытных кошек, и вышел на улицу.
Пока он это делал, сын завёл и прогрел двигатель и потихоньку тронулся, поворачивая на улицу, где остановился для прощания с отцом:
– «Ну, отец! Спасибо тебе за всё! И Ксении Александровне тоже передай наше огромное спасибо от всех! Нам всё очень понравилось! Даже уезжать не хочется! Ну, давай!».
Они обменялись рукопожатием, крепко обнялись и расцеловались в бритые щёки. Платон пошёл к перекрёстку, дабы обеспечить безопасный выезд на главную дорогу, что он делал всегда для всех гостей, а сын сел на своё место и потихоньку тронулся за ним.
На перекрёстке они ещё раз пожелали друг другу здоровья, успехов и счастья, и на глазах Платона малиновая иномарка сына начала уменьшаться в размерах, пока не скрылась за поворотом. В то время как грусть от разлуки с дорогими ему родными стала нарастать.
Он вернулся на свой участок, с облегчением закрывая ворота и запирая калитку, прошёл в сад, и сел на скамейку спортплощадки.
Откуда-то сбежались и почти все кошки. Самая участливая Муся тут же прыгнула к нему на колени, остальные присели рядом.
– «Ну, вот и всё! Уехали наши гости дорогие!» – объяснил он им с улыбкой, одновременно и с огорчением и с облегчением.
После этого Платон долго сидел, приходя в себя, и с чувством выполненного отцовского долга принялся наводить порядок на территории участка, а потом и в доме. Ведь ему тоже предстояло завтра выйти на работу.
– «Что-то ты загулял!» – не ответив на приветствие, тонким, звонким голоском встретила Платона одиноко сидящая Надежда Сергеевна.
Тут же она бесцеремонно уточнила, во что ему обойдётся его новый отпуск: вычетом из зарплаты за одну неделю.
Как освистанный после триумфа пришёл Платон на своё рабочее место.
Да! Дура, она и есть, дура! – познакомился он с новой экономической политикой своей начальницы.
Через несколько минут она сама заглянула к нему в кабинет. К этому времени Платон успел помыть привезённые им с дачи свои яблоки и огурцы, и для обеда купленные по дороге помидоры.
– «Во! Ты яблочки принёс! А я вот не несу, не охота!» – бесцеремонно влезла она в холодильник и, как показалось Платону, беря лишь два самых лучших из них, тут же, ещё мокрые, снова для себя моя.
Похрумкав, как свинья, она начала рассказывать ему опять про своего Лёшку, про его новые успехи и победы. Но Платон её практически не слушал, даже из вежливости не делая вида этого, в конце концов, перебив её убийственным вопросом:
– «А где твои тупой и ещё тупее?!».
