– Ханнон, при всем моем уважении к тебе должен сказать, что ты наговорил кучу чепухи. Моя бабка из племени скоттов, в жилах матери – половина франкской крови. Я немало поплавал по морям и с миром, и с боями. Я знаю варваров. Что ты предлагаешь – разоружить военный флот, держать на побережье малую стражу, и все для того, чтобы не дразнить саксов? Так я тебе скажу – кто откупается от волка ягненком, к тому назавтра явится целая стая и потребует телку. Боги послали нам короля, которому не надо этого объяснять, – старый шкипер расчесал пятерней рыжие космы. – Ради богов, его стоит послушать.
Ханнон полыхнул гневным взглядом, но проворчал:
– Так чего желает наш повелитель?
Оба опустились на скамью. Грациллоний прочистил горло.
– Вот чего, – сказал он. – Само небо посылает нам возможность. Главным образом благодаря Ису Арморика избежала войны. Там с радостью примут наше покровительство, по крайней мере пока в империи не установится твердая власть. Я предлагаю наладить сотрудничество с римскими властями на побережье. Мы могли бы помочь им восстановить сигнальные вышки и поддерживать в готовности маячные огни. У них практически нет флота – мы могли бы предложить им наши корабли против угрозы со стороны саксов. Римляне же могут взять на себя охрану наших сухопутных границ.
– И какая в том нужда? – пророкотал с места Оратор Тараниса. – Что может угрожать Ису с суши?
– Угроза Риму – это угроза цивилизации, – ответил Сорену Грациллоний. – Говорю вам, почтенные, Ис не способен прокормить себя. Торговля – его жизнь. Если Рим падет, ваш город погибнет от голода.
Встала Ланарвилис. И в голосе ее, когда она заговорила, звучал металл:
– Я не стала бы противоречить королю – сейчас, в затронутом сегодня вопросе, – но матерям приходится смотреть дальше в будущее, чем отцам. И вот я спрашиваю собрание – даже если такое сотрудничество и принесет нам сиюминутную выгоду, желает ли Ис по доброй воле воссоединиться с Римом, превратившимся в государство рабов? Не лучше ли положиться на наших богов и сохранить самостоятельность? Задумайтесь!
Она села. Грациллоний с трудом сглотнул комок в горле. Беда в том, что она была права. Если бы Рим не стал его отечеством… Борьба предстоит долгая. Что ж, по кирпичику дом строится. Сегодня, может быть, удастся положить два-три… Он прочистил горло, готовясь к долгому спору.
II
В древности король проводил в Священном лесу все время. Туда к нему по очереди являлись высшие жрицы и приглашенные им мужчины. Постепенно он стал появляться в городе, чтобы возглавлять религиозные церемонии, и визиты эти со временем становились все продолжительнее. Солдат Юлия Цезаря, завоевав корону, отказался сидеть, зевая, в древнем Доме. В сущности, он просто окончательно закрепил давно назревавшую перемену. С тех пор король получил право свободного передвижения и жил в особом королевском дворце.
Но хотя Таранис допустил послабление в законе, отменить его совсем было невозможно. Король должен был возвращаться в Священный лес, чтобы принять вызов нового претендента, а кроме того, если ритуал не отменялся по случаю войны или важной поездки, проводить в Лесу три ночи каждого полнолуния. Обязательным было только присутствие короля, но большинство правителей брали с собой двух-трех жен, приглашали друзей и весело проводили время.
Дахилис лес внушал ужас. Под этим тенистым дубом Колконор убил ее отца и едва не убил Грациллония, чья кровь тоже рано или поздно оросит древние корни. Она призналась в этом после его первого полнолуния, и тогда Грациллоний поцеловал ее и в дальнейшем проводил лунные ночи в одиночестве.
Впрочем, он не скучал. Пользуясь тем, что никто не отвлекает, изучал архивные документы, упражнялся в языке, подолгу беседовал с приглашенными советниками, обдумывал предстоящие дела и умудрялся еще выкроить время для ежедневной гимнастики. О том, чем все это кончится, не задумывался. В ближайшее время Грациллоний не ожидал появления соперников. Новые претенденты появлялись, как правило, раз в несколько лет, к тому же он чувствовал себя в состоянии справиться с любым бойцом. С возрастом сила и реакция ослабеют, но жить в этом городе до старости он не собирался, хотя пока об отъезде думать было рано.
Утром третьего полнолуния было жарко еще до восхода солнца. На востоке сгрудились облака, громоздились с каждым часом все выше, а синеву неба затянуло тусклой дымкой. Ни ветерка в душном воздухе. Сорен и жрец, официально сопровождавшие Грациллония, вспотели так, что от них несло. Важность и достоинство не помешали им откровенно возликовать, когда король предложил холодного пива.
Сам он, привычный к походам и сражениям в доспехах, страдал меньше, но все же, как только гости удалились, с наслаждением скинул тунику.
Слуги заранее приготовили перья, чернила и пергамент. Сей дорогостоящий материал предназначался для писем к представителям Империи в соседних областях – не из уважения к адресатам, а потому, что запасы папируса в городе иссякли. Война прервала торговые связи, писать же на деревянных дощечках было недостойно римского префекта. Ну что ж, подумал он, неплохо подчеркнуть богатство Иса, а кстати, и легче будет исправить недочеты его стиля и правописание. Надо будет попросить Бодилис проверить написанное.
Он устроился в большом зале – там было прохладнее – и взялся за работу. Дело шло туго. Вскоре у него заныли спина и челюсти. С чего бы? Может, стоит прогуляться в роще? Он вышел из Дома около полудня.
И сразу его окружило одиночество. Старые деревья угрожающе нависали над головой корявыми ветвями. Под густыми кронами царил полумрак, сквозь который порой пробивался зловещий бронзовый свет предгрозового дня. Над миром стояла тишина, даже опавшие листья отсырели и не шуршали под ногами. Ни щебета птиц, ни стрекотания белки, ни ворчания дикого вепря, чья кровь должна омыть труп короля. На земле поблескивали, как тусклые глаза, шляпки ядовитых грибов. Он вышел к каналу, но и его вода казалась безжизненной, бессильной утолить жажду.
Грациллоний поморщился. Что это с ним? Он ведь не суеверный варвар, в конце концов, он римлянин!… Но римлянам не по душе дикие леса. В такой глуши можно встретить Пана – и, обезумев, бежать в ужасе, в слепой панике, под хохот всемогущего божества… Здесь чувствовалось Присутствие. Сердце сжалось. Демон Аримана? Лучше возвратиться.
Подходя к дому, он услышал первое бормотание грома.
На священной земле дышалось легче, мощеный, чисто выметенный двор был открыт небу и распахнут на Дорогу Шествий, с него открывался вид на холмы и домики предместий, на пастбища мыса Ванис, где нес свою долгую вахту Эпилл. Но и здесь ощущалось невнятное предвестие. Облака совсем скрыли небо, зелень лета потускнела, словно налилась темной кровью. Дуб Вызова нависал над двором, поблескивая медью, в которую из раза в раз ударял Молот. Сквозь багровую краску, покрывавшую стены Дома, угрожающе просвечивали древние бревна. Город маячил вдали, словно пригрезившееся видение.
Внезапно, словно при вспышке молнии, он увидел три фигуры на дороге. Как не заметил раньше? Они уже подходили к Дому. Он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Налетел ветер. Молот качнулся на цепи, задел медный щит. Послышался приглушенный гул. Вдали сверкнула молния, громче прозвучал раскат грома.
