Мы спустились с полубака. Экипаж и стрельцы уже стояли на своих местах: мои воины построились в шеренги, а матросы заняли места канониров. Из-за спин стрельцов выглядывали стволы пищалей, в руках блестели широкими лезвиями бердыши. Пушки откачены от бортов на длину канатов, игравших роль тормозного устройства. Стволы, освобождённые от деревянных пробок, усиленно чистились специальными ершами на длинных рукоятках – банниками. Рядом с пушками стояли ящики с ядрами, ещё не открытые бочонки с порохом, лежали кули с пыжами. Корабль готовился к бою.
– Дон герцог, – обратился капитан к князю, – вы можете пока распустить своих людей. Дойдёт до абордажа – тогда и поднимете.
– Хорошо, капитан, – ответил князь, ничуть не возмутившись распоряжению, отданному ему простолюдином. – Вторуша, командуй.
Отдав полусотнику бердыш и пищаль, князь вместе с нами поднялся на квартердек. Там сразу стало тесно.
– Эй, на марсе! – крикнул капитан. – Смотреть в оба, докладывать сразу обо всём, что увидишь!
– Есть, капитан! – донёсся звонкий голос из «вороньего гнезда» на грот-мачте. – Корабль лежит в дрейфе, больше ничего не вижу!
– Добро, – произнёс капитан. – Итак, мы милях в двухстах от входа в устье Рио де Ла-Плата. Наше местоположение дон Педро определил. Ходу нам осталось при таком ветре суток пять, ещё столько же по самой реке до Буэнос-Айреса. Рассчёт времени, конечно же, приблизительный, но ваше путешествие подходит к концу. Эй, на марсе!
– Есть на марсе!
– Обстановка!
– Корабль на месте, дрейфует. Океан пуст!
– Добро, – ответил капитан невидимому с палубы марсовому. – Продолжим, господа. Имеем по курсу неизвестный корабль, не маневрирующий, без парусов. Моё решение – подойти к нему с осторожностью, узнать, в чём дело и нужна ли экипажу помощь. Если команды нет, а такое случается, ошвартоваться, обследовать. По возможности узнать принадлежность, какой груз и что с командой. О дальнейшем примем решение позже. У меня всё. Ваши предложения, господа.
Предложений с нашей стороны не последовало – капитан в этих вопросах был компетентней нас. Согласившись с предложенным планом, все разошлись по своим местам, а я следом за капитаном поднялся на мостик. Дон Мигель привычно окинул взглядом «компас-парус-океан» и отдал несколько чётких команд, тут же выполненные матросами. Теперь наши паруса уже не закрывали приближающийся дрейфующий корабль. Мы подходили к нему со стороны кормы с левого борта. Взяв подзорную трубу, я стал с интересом рассматривать найдёныша.
Это был корабль с высокими бортами и очень высоким ютом, имевшим два уровня, низким баком, плоской кормой, выступающим вперёд носом и непрерывной артиллерийской палубой, отмеченной длинным рядом пушечных портов. Несколько люков на них отсутствовало, и в борту зияли чёрные провалы. С задней стороны кормовая стенка надстройки была украшена резьбой и балконами. Борта корпуса имели выраженный завал внутрь в верхней части. Этот завал продолжался и на корме, отчего сзади корабль походил на бочонок с пристроенным на нём скворечником. Был сей корабль гораздо больше нашей каракки и массивней. Флаг на корме отсутствовал.
Стеньги грот и фок-мачты обломаны по марсы, и стоят мачты наклонно – одна к правому, а другая – к левому борту. Бизань-мачта цела, но её рей отсутствовал, а с рея, уцелевшего на обломке фок-мачты, свешивались обрывки парусов и канатов, медленно колыхавшихся на ветру. Картину дополняли обломки рангоута, торчавшие с палубы в разные стороны и бултыхавшиеся на обрывках канатов за бортом. Налицо признаки жестокой схватки. Но понять, с каким врагом, людьми или стихией, можно только поднявшись на борт этого судна.
Обо всём увиденном я тут же докладывал стоявшим рядом командирам. Капитан отдал приказание матросам. Те быстро свернули паруса, оставив только грот-марсель, верхний парус на грот-мачте (для движения) и латинскую бизань на соответствующей мачте (для маневрирования). Мы тихо подходили к безмолвному кораблю с наветренного борта.
– Это галеон испанской постройки, только чей он сейчас, не понятно: флагов нет. Ладно, на борту разберёмся. Абордажной команде приготовиться! – подал команду капитан, и князь, быстро спустившись на палубу, отдал распоряжение. Вдоль борта, спрятавшись за него и нацелив пищали на приближающийся галеон, быстро разместились стрельцы. Закурились дымком вставленные в замки фитили. Второй шеренгой, за спинами стрельцов, присели на корточки вооружённые короткими саблями матросы. Возглавлял их дон Педро в кирасе и с палашом в левой руке. Ого! Он ещё и левша!
– На палубе живых нет! – раздался крик марсового. – Только трупы!
В его голосе слышалось удивление. По рядам матросов и стрельцов пробежал неясный гул голосов, быстро замолкший после окриков командиров.
– На этот корабль поднимутся только добровольцы, – сказал капитан. – Если там все умерли, то сначала надо попытаться выяснить, от чего. И прошу кого-нибудь позвать русского лекаря, он тоже должен посмотреть на несчастных.
Я быстро спустился с мостика и, доложив князю об опасениях капитана, попросился возглавить разведгруппу. Князь согласился, и я кликнул добровольцев на вылазку. Со мной пошли десяток стрельцов, шестеро матросов и лекарь Семён. Оставив из оружия только сабли на поясах, мы приготовились к абордажу.
Каракка, свернув паруса, оказалась под левым бортом галеона. На его палубу закинули несколько крюков на тонких канатах, подтянули каракку под высокий борт и закрепили. По обрывкам канатов, свешивающихся с борта галеона, десяток стрельцов с матросами и я поднялись на борт найдёныша. Крестясь и шепча молитвы, люди стояли, не решаясь идти. Страшная картина смерти и разрушений предстала перед нашими глазами.
В растерянности мы смотрели на палубу, заваленную мёртвыми уже не телами, а одетыми в ржавые кирасы или в изодранные штаны и рубахи скелетами. Ржавое оружие, обломки мачт и рей, останки экипажа, канаты и обрывки парусины смешались в единую жуткую кучу. Люди не решались, боялись ступить на неё.
– Ну что там, боярин! – донёсся голос оставшегося на каракке князя.
– Потерпите немного, – ответил я. – Приступаем к осмотру!
Голос князя вывел мой отряд из ступора. Люди разошлись по палубе и принялись осматривать погибших, правда, ни к чему не прикасаясь. Через некоторое время посыпались удивлённые восклицания:
– Да они друг дружку поубивали! У них тут бунт был, что ли?
– Боярин, – обратился ко мне подошедший лекарь, – я осмотрел несколько трупов. Все убиты оружием, признаков какой-либо болезни, кроме поноса, не обнаружил. А вот это нашёл на ихней поварне.
С этими словами он поставил передо мной на палубу и раскрыл мешок – пудовичок. В нём находился какой-то грязно-серый порошок.
– Это что, отрава? – посмотрев на Семена, спросил я.
– Можно сказать и так, – ответил тот. – Есть травка такая, растёт в основном на старых неухоженных полях, где хлеб долгие годы сеют. Спорынью называется. Когда её мало, то ещё терпимо. Ну, живот немного поболит от такого хлебушка. Да голова будет как чугунная. А вот когда её семян в муке много, тогда этот хлеб есть нельзя. Человек сам не свой становится, видения ему всякие видятся. Чудовища ужасные. Он от них убежать старается, а не может. А если оружие какое в руках имеет, биться начинает, не понимая, что делает. Вот и здесь то же самое произошло. Испёк пекарь хлеб из этой муки, люди поели свежего да мягкого в охотку, и началась резня всех против всех. Упокой, Господи, души их грешные, або не ведали они, что творили. Аминь.
