– Рамон сильно пострадал. Хирург нужен, рану на лице зашить и плечо осмотреть. Ударился капитан им сильно, опухло. Да вон он сам, с перевязанным лицом. Кстати, насчёт него у меня есть весьма интересная информация. Если коротко – это наш человек. Полностью. Подробности доложу наедине.
Князь вопросительно посмотрел на меня и, увидев мою довольную улыбку, кивнул головой. Потом стремительно подошёл к Рамону и осторожно обнял.
– Спасибо, капитан, – произнёс с чувством. – Ты спас людей и корабль и будешь награждён. По-княжески!
Рамону было трудно говорить, потому он поклонился в ответ и сел на подсунутый кем-то тюк с шерстью, устало привалившись к борту. Было видно, что ему очень больно. Но гордый кабальеро старался этого не слишком показывать. Всё-таки он капитан и должен подавать пример подчинённым!
Пока я обнимался и говорил с князем, стараниями Пантелеймона на перекошенной палубе был накрыт импровизированный стол. К сожалению весьма и весьма скромный: ведро вина и десяток кусков солонины, мелко порезанной и выложенной на доску, поставленную на два ящика с медными брусками. Князь, увидев моего дядьку, принёсшего из капитанской каюты серебряные кубки, широко улыбнулся и, обняв его, трижды поцеловал.
– Рад, очень рад видеть тебя живым и здоровым, дон Пантелеймон, – сказал князь, и в интонации, с какой он произнёс слово «дон», иронии я не услышал. Значит, моё спонтанное производство дядьки из холопов в испанские дворяне окончательно одобрил и поддерживает.
Дядька, засмущавшись, поклонился князю, принял из его рук кубок вина, выпил, ещё раз поклонился и, бочком-бочком протиснувшись среди стрельцов, затерялся. А я понял, что он только сейчас поверил в своё дворянство. Что это не шутка глупого, хоть и уже достаточно взрослого, пацана боярских кровей, а правда. И что? С точки зрения «просвещённой» Европы, я разве не имел права возвести во дворянство кого мне угодно? Имел! В той же Англии, к примеру, воин, имевший рыцарское звание, мог, хлопнув мечом по плечу любого мужика, носившего меч, сделать его рыцарем. А, значит, дворянином. Я тоже благородных кровей и фамилия у меня – Воинов! Право имею! И дядьку, в случае чего, в обиду не дам!
От моих безмолвных рассуждений меня отвлекла начавшаяся на корабле суета. Видимо решив, что я ещё не отошёл от встряски при кораблекрушении и нуждаюсь в помощи, а может просто захотелось покомандовать, князь объявил аврал. А мне приказал:
– Возьми десяток стрельцов, что со мной приплыли, и попробуй узнать, куда это нас Бог занёс. Экипировка полная. Осторожность предельная. Ну, не мне тебя учить. Постарайся разведать территорию километра на три-четыре от берега. Воду поищи да что на зуб положить. Я тебе десяток Ахмета даю, он помимо ружей ещё и луки имеет. Они для охоты, а огнестрел – для обороны. Начнёте стрелять, буду знать, что вы во что-то вляпались, и постараюсь помочь. Но если что – не геройствовать, а сразу бегом обратно. С мыса начни. Он близко и вроде деревья на нём растут. А вообще-то сам решай, куда прежде пойдёшь. И постарайся управиться до сумерек, а то я буду волноваться. Вы мне все нужны, живые и здоровые. Часа через три, надеюсь, подойдёт каракка. На ней ещё баркас и лодка, за кормой на верёвке тащится. Начнём, помолясь, галеон разгружать. Удачно Рамон его выбросил. Нос на песке, корма в воде. Что оставлять будем – сразу на берег повыбрасываем. Остальное, что поместится, на баркасах по кораблям рассуём. Ну, с Богом!
Князь трижды перекрестил меня и, хлопнув по плечу, отпустил. Я бегом кинулся в каюту за снаряжением. Быстро зарядил оба пистолета и ружьё. Положил их на стол и, взяв в руки кольчугу, задумался, надевать или нет.
– Надевать! – раздался голос дядьки. – И поддоспешник тоже. А сверху кафтан зелёный, чтобы блеска кольчуги видно не было.
Пантелеймон стоял передо мной уже полностью снаряжённый, даже мешок с чем-то, видимо, необходимым в походе, за спину повесил на манер рюкзака. Спорить я с ним не стал, уже знаю, что бесполезно. Быстро надел на шёлковую рубаху войлочный поддоспешник, а поверх него тихо прошелестевшую кольчугу. Прав многомудрый дядька: бережёного Бог бережёт. Лучше потение, чем кровотечение. Накинул кафтан, застегнул пояс, на котором помимо сабли и косаря обрели своё постоянное место дислокации и два «подсумка» – мешочки с пулями и пыжами, и рог с порохом. Заткнув за пояс пистолеты, взяв ружьё и повесив через плечо тубус с подзорной трубой, в сопровождении дядьки выбежал на палубу. Там меня уже ждал построившийся вдоль борта в неровную шеренгу десяток стрельцов. Кроме бердышей и ружей, у каждого за спиной висел лук и колчан со стрелами. К моему удивлению, к ружьям были привязаны ремни. А в школе учитель показывал картинку, на которой ремня этого не было, и стрелец постоянно держал ружьё в руках. Или эта приспособа была только у десятка Ахмета, имеющего ещё и луки? Потом узнаю. Моё турецкое ружьё такого ремня не имело, а жаль. Надо будет, как вернусь, позаботиться.
Осмотрел идущих со мной воинов и произнёс:
– Ружья заряжены? Хорошо. Слушайте меня внимательно и запоминайте сказанное. После спросите, если кто что не поймёт…
Я рассказал воинам, какая у нас задача в предстоящем рейде, как при этом они должны себя вести и какие сигналы при обнаружении чего-либо подавать. Сигналы повторил трижды, медленно, для лучшего запоминания и исключения путаницы. Нагнал жути о возможной встрече с людоедами, чтобы прониклись серьёзностью задания и поняли: мы здесь незваные и нежеланные пришельцы. А не будем осторожными, станем мёртвыми. Лица стрельцов посуровели. Вопросов задавать никто не стал. Они, я знаю, появятся потом.
– Если вам всё понятно, – сказал я, – сходим на берег и идём цепью. Ружья – для обороны и подачи сигнала тревоги. Видеть соседей, идущих слева-справа. Не отставать, не отвлекаться. Увидел непонятное – подавай сигнал! Для охоты использовать луки. Но не увлекаться! Главное, это разведка местности. Выступаем!
Споро попрыгали с носа галеона на песок и пошли цепочкой к мысу. Шли, как пьяные, спотыкаясь на ровном месте, высоко поднимая ноги и раскачиваясь из стороны в сторону, будто палуба под ногами, а не твердь земная. Ну, ничего. Расходимся. Вестибулярному аппарату необходимо время на перестройку, а у нас его небыло.
Мы идём по земле будущего Уругвая. А может и не будет никакого Уругвая, коли мы, русские люди, сюда пришли? Хватило б только сил, упорства, и, главное, желания обладать землёй этой. Работать на ней, узнать и полюбить её, растить хлеб и детей, а коли понадобится, то и умереть за неё. Врасти в неё своими корнями, чтобы стала она Родиной!
Неожиданно вспомнилась песенка: «Мы идём по Уругваю, темь, хоть выколи глаза, слышны крики попугаев…» Глупая и не к месту: сейчас светло, а до попугаев ещё не дошли, да и живут ли они в этой местности? Уж больно пейзаж удручающий. Слева до самого горизонта песок и песок. Даже дюны имеются, как в Сахаре. Одно отличие – сквозь песок редкими стебельками торчит трава. Через пару километров стали попадаться куртинки, выглядевшие островками зелени среди жёлто-бежевого песчаного моря, полностью покрытые травой. Кое-где и цветочки цветут, беленькие. Ближе к мысу куртинки слились в сплошное покрытие. Стали чётче видны деревья и кусты. Так вот она какая, южноамериканская степь под названием «пампа»!
