Отломил кусок пресной лепёшки и медленно, с наслаждением, стал его жевать. Хлебушек! Получив муку, Фома прежде всего нажарил лепёшек. Хлебный дух разлетелся, наверное, по всему побережью, вызывая у моих людей обильное слюноотделение. И хоть досталось каждому всего по одной, зажал Фома мучицу на большее количество, довольны были все.
Сегодня народ отдыхает. Я выходной объявил с баней. Дежурная десятка воду носит из родника и печь топит. Да, у нас есть источник прекрасной холодной воды буквально в десятке метров от тына! А было так… Один из стрельцов обратил внимание на пышный куст. Растительность на мысу довольно чахлая, а этот выглядел весьма бодро, покрытый ярко-зелёной листвой и симпатичными цветочками. Явно какая-то аномалия. Куст срубили, а на его месте стали копать, благо грунт оказался мягким. Копали, следуя за уходящими вглубь корнями. Яма была уже в рост человека, когда дошли до слоя влажной щебёнки с песком. Корни шли глубже, и было их много. Убрали щебёнку. Ниже пошли камни покрупнее, и вода стала появляться между ними. Убрали эти камни и обнаружили широкую щель в скале, заткнутую большой глыбой. Из-под неё вода пробивалась мелкими фонтанчиками и стекала куда-то в щели между камнями. Стрельцы быстро расчистили место вокруг глыбы и попробовали её убрать. С большим трудом, но им удалось сдвинуть её лишь на полметра. В награду были окачены фонтаном холодной воды и едва успели улизнуть из шурфа, выдернутые верёвками. Вода быстро достигла поверхности земли и, образовав ручеёк, стала стекать по склону в бухту Тихую.
И о санитарии подумал. Стрельцы после работы каждый вечер в ручье плещутся, и бельишко стирают в нём же. Но баня лучше! Потому сразу по завершении строительства редутов и пристрелки орудий предложил построить баню. Предложение было встречено на «ура!». Началась стройка утром – закончилась вечером. Место выбрали за периметром укреплений, метрах в двадцати от ручья: и за водой недалеко бегать, и грязная вода в землю впитываться будет, а не в ручей стекать. Банька получилась небольшая, три на четыре метра. Внутри низкая деревянная бадья с водой, куда калёные в наружном очаге камни бросаются для парообразования, а вдоль стен полки – париться. Десяток мужиков поместится. Небольшое окошко, на которое я пожертвовал стекло из рамы, стоявшей в капитанской каюте галеона, смотрело на запад. Помывка происходит после обеда, солнце уже с той стороны и обеспечивает освещение помещения. Правда, запоздавшим придётся мыться при свете масляного фонаря, но масла мало, его экономить надо. Рядом с баней ещё один очаг сложили – камни калить и в баню подавать по требованию. Возле него поставили бочку для холодной воды. Доставкой воды и очагом занимается очередной на помывку десяток. Врыли в землю вдоль стены и скамейку, для отдыха напарившихся. Натянули над ней кусок парусины для тенёчка. Вот на ней я сейчас и сидел, думы думал.
Баня! Кто ж её выдумал в седой древности на радость нам? Низкий тому поклон! Любое поселение русичей, как мне кажется, начиналось с её постройки. И жить в ней можно, пока лес валится да избы строятся, и помыться после трудов праведных. Варварский обычай, по мнению просвещённой Европы, в жарко натопленной избе сечь друг друга прутьями и обливаться горячей водой. Даже их попы осуждали мытьё тела – смывалась святая вода, в которую католический священник окунал новорожденного при крещении, призывая на него благодать Божию. Моешь тело, значит, смываешь и благодать. В ереси могут обвинить, если кто часто (чаще пары раз в год) замечен в столь греховном деянии. Но на Руси с большим подозрением относятся как раз к тем, кто в баню не ходит. Может, потому и католичество, столь рьяно навязывавшееся русичам, так и не прижилось?
Первыми мылись в новенькой бане, как и положено, те, кто строил. Правда, быть первым предложили мне, как воеводе. Но я, поблагодарив за честь, отказался, мотивировав, что своё детище должны испытать его создавшие. Хотя очень хотелось занырнуть в жаркий пар, отведать веника берёзового, содрать мочалкой многомесячную грязь, обмыться горячей водой, а потом, закутавшись в простыню, пить не спеша холодное пиво, блаженно прикрыв глаза! Но реальность корректирует мои мечты: холодное пиво – это фантастика, а веники берёзовые здесь не водятся. Вместо них стрельцы наломали веток каких-то кустов и запарили в деревянном ведре. Знатоки веничного истязания нюхали пар, даже на вкус водичку пробовали, не убоявшись отравиться. Всё же неизвестное растение. Но вынесли вердикт, что попробовать можно. Испытание проведёт первая моющаяся десятка. Остальные, пока наносят воды в опустевшие котлы, да понаблюдают за первопроходцами. Так, на всякий случай.
Баня удалась. И кто ещё в мире может похвастаться простой русской баней, сложенной из КРАСНОГО ДЕРЕВА?!! Теперь через каждые шесть дней у нас в гарнизоне банный день. И сегодня тоже. Стройматериалы после всего строительства ещё остались, кирпичи и доски с брусьями. Они нам и в бухте Монтевидео пригодятся. По возможности заберём с собой всё. И баньку тоже заберём!
Ах, как чудесно ощущать себя чистым! Скорее бы разведчики вернулись, а то баня простынет.
Не занятые какой-либо срочной работой люди в основном отсыпаются в палатках, завернув их скаты для образования приятного сквознячка. Мы с Пантелеймоном, Вито и Маркелом живём в одной палатке, поставленной в центре лагеря рядом с неимоверными трудами выдолбленным в скале пороховым погребом. И почему-то это меня не напрягает! Для перекрытия выбрали самые толстые балки с галеона, а для защиты перекрытия от вражеских ядер приказал откопать и привезти сотню ящиков с медными брусками. Их выложили сверху, засыпав щебёнкой и песком. Теперь на крыше нашего арсенала хоть костёр разжигай!
Так, что ещё? Организовал военную подготовку среди гражданского населения. В качестве мишеней использовал несколько толстых досок, вкопанных за тыном. У кузнецов наших получается неплохо, у обоих лекарей – так себе. Моисея привлекать не стал ввиду преклонного возраста. А с Валентином – и смех, и грех! После выстрела из пищали отдачей его унесло метров на десять. Народ чуть животы не надорвал от хохота. Да, не оправдывает он своего имени. Красный как рак, прихрамывая и потирая ушибленное прикладом плечо, он подошёл ко мне и попросил дать ему выстрелить из пистолета. Я дал ему один из захваченных у пиратов, показал, как целиться и куда чем нажимать. Пистолет для его хилой руки был тяжеловат, и если из пищали он стрелял, положив её на верхнее бревно невысокого тына, то пристроить так же пистолет не получалось – ствол короткий, а бревно толстое, и на нём ещё в целях маскировки дёрн положен. Ствол в него как раз и упирался. Я показал ему другой хват, с ладонью левой руки под рукояткой. Валентин сделал, как я показал, прицелился в доску, вкопанную метрах в пятнадцати, потянул за спуск. Грохнул выстрел, дым рассеялся. На мишени серой кляксой расплескалась свинцовая пуля – пробить двухдюймовую доску энергии выстрела не хватило. Подсмеивавшиеся до того стрельцы попритихли. Я показал парнишке, как заряжать пистолет, и он выстрелил ещё. Рядом с первой кляксой появилась вторая. Гул удивления прокатился по рядам воинов, внимательно следивших за стрельбой. Я назвал Валентина молодцом. Он покраснел до кончиков ушей, попросился уйти и тут же убежал. Вот тебе и дрищь! Вывод: каждой руке – своё оружие.
