– Я с тобой полностью согласен, Моисей. Но получилось так, как получилось. В этом нет нашей вины, мы защищались.
Моисей вздохнул и кивнул головой. Время перевалило далеко за полдень, когда в лагерь вернулся Пантелеймон со стрельцами, закончившими своё малоприятное дело. Фома встретил победителей накрытым столом. Дежурные развели ещё два костра, на которых жарили мясо. А я выкатил три ведра вина. Поздравил личный состав гарнизона и вольнонаёмный контингент с победой, пожелал всем здоровья, посоветовал не почивать на лаврах, а готовиться к другим испытаниям, какие нам Господь пошлёт. В общем, позитив и мотивация. После праздничного обеда собрал в своей палатке весь комсостав гарнизона: трёх десятников, командира разведчиков и Пантелеймона. Возле входа, изображая часового, встал Вито с трофейным копьём в руке. Я сразу приступил к изложению беседы с пленёнными индейцами и о своих планах:
– С Божьей помощью мне удалось допросить двух дикарей. – Я перекрестился, что тут же сделали и мои собеседники. – И я многое от пленных узнал. Это племя чарруа. Кочевники. Пришли они в наши края совсем недавно, но уже успели поцапаться с племенем гуарани, шесть деревень которых, входящие в одну общину, расположены по ту сторону реки в трёх днях пути на лодках. Те полуосёдлые, огородничеством занимаются кроме охоты. И пришельцев тоже не жалуют.
Чарруа, после боестолкновения с гуарани, решили спуститься по реке и остановились в дне пути от нас. Так получилось, что они шли почти следом за нашими разведчиками. Хотели захватить их, но не получилось. Тогда вождь решил напасть на чужаков, которых, судя по следам, было немного, но драться умели хорошо. Потому он собрал всех воинов и пошёл в набег на нас. А во временном лагере оставил семьи и стариков. Всего, приблизительно, воинов было около двухсот, может, немного больше. Мы истребили… эскудеро Пантелеймон!
– Сто семьдесят шесть, включая тех, что вчера разведчики порезали.
– Воевода! Так у них воинов-то, считай, и не осталось! – раздался восторженный возглас одного из десятников. – Так может, до их селища пробежимся?
– Вот об этом я с вами и хотел поговорить. – Я оглядел собравшихся. В их глазах – азарт и предвкушение развлечения.
– Да, это так. И за помощью к соседям они не побегут. С теми, что выше по реке живут, на берегу большого озера, у них, как сказал, недавно конфликт произошёл из-за охотничьих угодий. Чуток повоевали и разошлись. А обида осталась. Вождь-то этих что думал: убьют по-быстрому десяток чужаков, добычу возьмут, а потом и с соседями разберутся. Им была нужна маленькая победоносная война.
– А вышло – пошли по шерсть, вернулись бритыми!
Довольный, радостный хохот перекрыл голос говорившего. Я дал людям отсмеяться и продолжил:
– Мы выиграли этот бой без потерь благодаря хитрости, но так будет не всегда. Как ни уповай на наше превосходство в оружии и выучке, потери всё равно могут быть. А терять несколько человек за то, в чём нет необходимости – непозволительная роскошь. Земли здешние нам ни к чему. Через две-три недели мы отсюда уйдём. Теперь вопрос: что вы хотите найти в тех дикарских селищах? Вы видели, что индейцы – нищета голимая. С них даже трофеев стоящих не собрали, а что собрали – даже потраченный порох с пулями не окупит. То же самое будет и в их поселениях: плохо выделанные замызганные шкуры, глиняные горшки, не знавшие гончарного круга, каменные орудия труда. Вам это надо? Ценной добычи в тех селищах нет. А вот стрелу из кустов вполне можно получить. Кто-нибудь хочет, как Ахметов стрелец Козьма, мученья принимать за корзину зерна или кореньев, что дикари для еды накопали? Единственно ценное там – сами индейцы, их жёны и дети. Воинов, сильных и здоровых мужчин, способных работать, мы сегодня перебили. Остались слабые. И вот мы пойдём, переловим, если удастся, баб с детьми, что убежать не успеют. Потеряем при этом несколько своих воинов и получим забот полон рот: полон надо где-то содержать, кормить, поить, охранять, что бы не разбежались. А случись, опять кто-то по наши души припрётся? – Я обвёл взглядом стрельцов. – Так что, воины, рейда не будет. Нам надо дождаться бригантину и всем, подчёркиваю – всем, уйти отсюда живыми и здоровыми. Слушай приказ.
Стрельцы вскочили и встали «смирно».
– Привести оружие и снаряжение в порядок. Караул удвоить. Из расположения не выходить. Ахмету организовать дозоры, один – в месте высадки индейцев. И чтобы скрытно сидели! И так же скрытно отошли, если кто опять появится. Понятно? Действуй! – Ахмет кивнул головой и побежал к своим разведчикам.
– Остальным заняться оружием и снаряжением. Лёгких побед больше не будет. У нас, чует моё сердце, не больше пяти – шести дней в запасе. Соседи тех, что здесь закопаны, могут воспользоваться отсутствием воинов и захватить оставшееся без защиты селение. А потом и до нас добраться. К этому и надо готовиться. Как говорили древние: хочешь мира – готовься к войне. Я бы предпочёл мирно разойтись, но… Как получится. Надеяться надо на лучшее, а готовиться к худшему. Разойдись!
На пятый день Ахмет притащил пленённого индейца. Я вложил в его мозг послание их вождю и отпустил. Мы сели в глухую оборону.
Глава 8
Большой квадратный ящик, на котором я сидел, стрельцы поставили на расстоянии ста метров от тына. Ящик застелен пёстрым восточным ковром, прикрывавшим смонтированный в нём мой ответ на возможное коварство со стороны гуарани: заряженную картечью берсо. Сзади меня вкопан в землю бывший корабельный бимс – толстый брус. На его вершину стрельцы водрузили обглоданный чайками и хищными пампасными зверьками череп косатки. Видок у огромного черепа жутковатый: пустые глазницы морского кошмара таращатся в сторону индейцев, а нижняя челюсть, висящая на толстых жёлто-красных сухожилиях, распахивает огромную пасть и обнажает в хищном оскале пятнадцатисантиметровые зубы. Я решил, что дополнительное психологическое воздействие на аборигенов не помешает. Справа от меня горел небольшой костерок, в который стрельцы засунули железный запальный крюк. Калиться. Слева, опершись на брус и почти доставая до черепа железным шлемом, стоял Дюльдя, держа свой чудовищный бердыш. Его лезвие, как и латы стрельца, были тщательно отполированы и пускали солнечные зайчики, слепившие стоявших в десяти метрах индейцев. Те щурились или отворачивались. Дюльдя переминался с ноги на ногу, смотрел по сторонам и, как бы невзначай, покачивал бердышом. А зайчики от полированного лезвия бегали по раскрашенным лицам индейцев. Я улавливал волну удовольствия, исходившую от стрельца, и волну раздражения от гуарани. Ничего, потерпят! Тем более, что с вождём я уже почти договорился.
А начиналось всё довольно сурово. Поздним утром шестого дня после сражения с чарруа мои наблюдатели засекли пробиравшиеся в траве группы индейцев. Маскировались умело, но оптика, хоть и плохонькая, есть оптика. Правда, подобрались они только до границы песчаных дюн и затаились. Я тут же приказал взять их на прицел фальконетов, заряженных картечью, и выставить двух стрельцов наблюдать за пляжами с обеих сторон мыса. Особо в плане неожиданного нападения была опасна сторона бухты Тихой. Там разреженный лес с кустарником подходили почти к линии прилива. Военные хитрости никто не отменял, и нам надо быть особо бдительными. Но в тех кустах пока никого видно не было.
