Оружие индейцев состоит из копий с каменными наконечниками, каменных топоров, «мечей» в виде деревянных вёсел с короткими рукоятями и боевых дубинок. Металла они не знали и я им его дать в необходимом количестве не мог. Что ж, пришлось модернизировать то, что есть. Засадил всех имевшихся в наличии мастеров-оружейников за изготовление дротиков. Их нам надо будет много! Затем взялся за «меч» – весло. Рукоять у него удобная, даже с выемками для пальцев. Длина сантиметров семьдесят, вес около двух килограммов. Без острия, что удивительно. Короче – увесистая плоская дубина. Взял с баркаса топор и обтесал деревяшку, сделав остриё сантиметров двадцати. Испытал на тушке капибары, принесённой охотниками: остриё вошло в неё почти без усилий. А человеческое тело ещё мягче. Правда, повозиться с обтёсыванием пришлось изрядно – древесина «меча» оказалась с весьма твёрдой. Приказал вождю собрать все имеющиеся в деревне «мечи», а троих стрельцов посадил их «модернизировать».
Основа манипулярного боя – это использование больших щитов для защиты и коллективной обороны в плотном строю с тычковыми, иногда маховыми ударами из-за стены щитов. Для тычков и махов оружие «отковали» топорами мои стрельцы, а вот что придумать в качестве щитов? Плести из прутьев? Один-два удара дубиной – и аут! Бычьих шкур здесь тоже не наблюдалось, как и самих быков. Про шкуры остальных животных, что имелись в деревне, и упоминать не стоит, тонковаты для целей защиты: и пробить можно, и порвать. Металла, как известно, нет. Остаётся дерево, но какое? Подсказал деревенский столяр, что вырезал для меня персональную скамейку. И даже показал, как выглядит само дерево. После чего я отрядил на лесоповал полсотни индейцев и шестерых стрельцов с железными пилами и топорами. Как хорошо, что догадался взять с собой в поход инструмент. Щиты получились на загляденье!
Основа действий подразделений, она же основа выживания бойцов манипулы – дисциплина и крепость строя, чёткость выполнения тактических эволюций всеми бойцами и глухая защита всего строя. Потери и ранения бойцов восполняются моментально из позади располагающихся шеренг. Именно это мне надо было вбить в головы индейцев. Чем в буквальном и переносном смысле этого слова занялись четыре моих сержанта из стрельцов.
Иду по тропе, протоптанной ногами сотни воинов авангарда, и вспоминаю всё, что было перед началом похода. Вожди племени признали меня Великим, а народ – ещё и Ужасным, и передали в мои руки всю полноту власти. Состоялся военный совет. Я выслушал вождей, высказался сам. Потом был недолгий ужин, после которого я лёг спать, предварительно приказав убрать гамак и соорудить мне спальное место в виде деревянного настила. Индейцы удивились, но соорудили, а позже ко мне на ложе, застеленное ворохом шкур и циновок и покрытое изготовленным местными ткачихами полотном, нырнула Ларита, девушка, что приносила чай матэ. Дочь Матаохо Семпе. Прогнулся вождь конкретно, не пожалел дочурку под непонятно кого подложить! Киса, устроившаяся у меня под боком, фыркнув, ушла, выказав своё крайнее недовольство. А я – совсем наоборот! В результате ночь пролетела под томные охи-вздохи-стоны, глаз я так и не сомкнул, но утром выглядел как свеженький огурчик. Чаёк, видимо, сказался. Или симпатичная девчонка так взбодрила?
На рассвете из хижины вышел голышом, что здесь считается нормой. Сбегал к реке, быстро окунулся и вернулся обратно в хижину, провожаемый осторожными взглядами. Теперь индейцы убедились, что от их тел моё внешне отличается только цветом и наличием всего одной татуировки на предплечье. А моя демоническая или божественная, пусть сами решат, какая, сущность скрывается внутри и явно не видна. Но скоро, ребятки, очень скоро она прорвётся наружу!
И прорвалась. Конечно, мои методы были ещё более варварскими, чем те, через которые я сам прошёл в морпеховской учебке. Но там из меня, зелёного пацана, воина делали полгода, а у меня здесь такого срока не было. Потому тренировки шли до изнеможения, даже без перерыва на сиесту, что само по себе уже можно считать издевательством. Младшие вожди, которых я обучил некоторым командам и показал соответствующие строевые эволюции, сами ни уха, ни рыла не понимали в моих действиях. Только тупо выполняли мой приказ: отрабатывать с воинами те движения, что я им показал. Правда, самостоятельно они командовали всего два дня.
Вспомнив, как я ускоренно превращал орду в армию, широко улыбнулся. Начал, конечно, с назначений. Как уже упоминалось, я разбил эту орду на четыре манипула по две центурии в каждом. Так краснокожих обучать было проще и результативней. Командовать манипулами должны мои люди, знающие основы воинской науки, сержанты из стрельцов. Это бесспорно. Их мне будет легче инструктировать и направлять. Кандидатуры на должности сержантов подобрать можно, но они не знают языка гуарани. Быстрое обучение – не проблема, но согласятся ли стрельцы на моё вмешательство в их сознание? Всё-таки они – люди шестнадцатого века, достаточно религиозные и дремучие, по сравнению со мной, хотя бы. Решат, что я их хочу заколдовать, и вся моя затея Кисе под хвост. Нужен стимул. Может, предложить им повышение по службе и перспективу получения испанского дворянства? А что! После производства мной в дворяне Пантелеймона, многие стрельцы задумывались об этом и говорили между собой, завидуя возвышению дядьки. Остаётся выбрать достойных кандидатов, сделать предложение и, если не испугаются и согласятся, взять с них клятву верности и вложить в головы необходимую информацию. Я ничего не теряю, но получаю преданных мне людей, с моей помощью поднявшихся на ступеньку выше по социальной лестнице.
Так и сделал. Переговорил с десятником Олегом. Тот согласился сразу же и порекомендовал ещё трёх стрельцов. Те тоже долго не думали, уж больно вкусную морковку я предложил. Все четверо были свободными людьми, не княжескими холопами, потому, опустившись передо мной на правое колено, произнесли слова клятвы, а я похлопал каждого по плечу обнажённой саблей и дал поцеловать крест с зелёным камнем. Потом провёл с каждым, тайно от других стрельцов, экспресс-обучение языку гуарани посредством ментального воздействия. После него все четверо офигевали целый день, отлично понимая, что говорят о них и творимом беспределе индейцы. Но по моему приказу делали вид, что «моя твоя понимай нет!». Попутно вложил и знания по тренировке воинов в стиле римских легионеров и тактике боевых действий манипула. А сам занялся вооружением и снаряжением.
Утром третьего дня я приказал младшим вождям построить воинов. Указал на вставших рядом со мной сержантов и объявил:
– Мои люди будут обучать вас военному мастерству, которое не знают ваши враги. В походе они – военные вожди. Каждому военному вождю подчинены двое ваших вождей, это его помощники, и сто двадцать воинов. Приказы военных вождей и их помощников выполнять беспрекословно. Любые! Кто не подчинится, будут мной, Морпехом Воеводой, превращены в крыс и отданы на растерзание Кисе.
Кошка, теперь повсюду ходившая рядом со мной, услышав своё имя, гордо подняла круглую мордочку, посмотрела на замерший строй индейцев и облизнулась. По строю прошелестел общий «ох».
И сержанты взялись за дело! Кто был в армии, тот знает, какие языки общения в строю и вне строя выучивает воин за время службы. Да-да, вы правы. Командный и матерный. И последний к восприятию более лёгок. Мне рассказывал наш взводный радист, что азбуку Морзе они учили с помощью напевов, звучавших в основном нецензурно. Зато запоминались с их помощью цифры и буквы быстро и стопроцентно. Я не сторонник постоянного употребления нецензурщины, но в ней, особенно в боевых условиях, есть масса положительного: в нескольких словах можно передать большой пакет информации, а какую – враг не поймёт. А свой солдат – моментально!
